Искандар Бурнашев - Твокер. Иронические рассказы из жизни офицера. Часть 1

Государь Александр II пожаловал Черняеву бриллиантовую шпагу с надписью: За взятие Ташкента».

А госсекретарь Российской империи А. А. Половцев в своем дневнике написал: «Сегодня пришло сообщение, что генерал Черняев взял Ташкент. Никто не знает, почему и зачем. Есть все-таки что-то эротическое в происходящем на границах нашей империи».И он тут же обеспокоился о том, чтобы сделать эту фразу достоянием всех салонов в Петербурге.

Солнце клонилось к закату. С приближением вечера, движение по мосту через арык Анхор становилось все менее оживлённым. Редкий прохожий переходит из старого города в «новый». Арык Анхор стал границей между старым восточным городом и городом новым, европейским, строительство которого развернулось на левом берегу канала.

Каждое утро с рассветом, на левом берегу на мосту занимал свой пост городовой, с шашкой и пистолетом на поясе. Кроме номерной бляхи, на его груди мерцала медаль «за взятие Ташкента», которой он, судя по всему, очень гордился.

На противоположной стороне моста, каждое утро неизменно занимал свой пост городской сарбаз в красном халате с саблей на боку.

Целый день они демонстративно делали вид, что не замечают друг друга.

Но это не мешало «стражам закона» вечером мирно сойтись на середине моста и, опершись на перила, вести бесконечные разговоры, глядя на текущую под мостом воду канала.

В этих разговорах рождались долгие споры и воспоминания о недавнем прошлом.

Сарбаз был из рода Саидов. При завоевании Ташкента он готовился стать писарем в городской канцелярии. С калямом-карандашом и тростниковым пером за ухом, и черепаховой чернильницей на поясе, он сопровождал своего Начальника Канцелярии. Тогда он многое записывал, а еще больше запоминал, ибо нельзя бездумно записывать на бумагу всё подряд. Написанное слово, подобно камню, брошенному вверх. Оно может вернуться и, упав на голову, наделать много бед.

В те дни городовой служил солдатом в отряде Черняева и получил награду за храбрость. Сам он был из курских татар, и, при случае, охотно перешел на службу городовым. Его родной язык был понятен местным узбекам, и он быстро научился понимать их непривычно звучавший говор. Вскоре, незаметно для себя, он и сам стал говорить, как узбек. Вечерние разговоры стали для обоих привычными и желанными.

Вот и теперь разговор у них зашел о генерале Черняеве.

– Якши, куп якши!

Подтвердил Саид, важно кивнув головой.

– Ты думал о Джандарале? Хороший был человек, У! хороший! Если бы все и мусульмане-то были такие, так лучшего и желать нечего.

– Как же ты догадался, что я вспоминал о Михаиле Григорьевиче?

– Саид все знает. Не трудно догадаться. Лучше тебе скажу: как только попадешь вот на это самое место, то и вспомнишь о нём.

– Почему это?

– А вот я тебе скажу. « Как теперь помню: сражение кончилось, город был взят и наши ташкентцы вышли к нему, именно на этом самом месте с покорностью, бледные, дрожат от страха, низко опустили головы» Ты сам знаешь, какие порядки у нас, когда кто-нибудь победит: уж кого там пощадят, особенно вождей. Наши аксакалы думали, что всех накажут за то, что много русских погибло при взятии Ташкента. Другой на месте генерала, пожалуй, сделал бы им что-нибудь дурное. Вскрикнули « Аман» и упали наши на землю, закрыли головы руками и ждали своей участи. И что же? Черняев нагнулся, поднял их ласково, как простой человек, принялся объяснять: «что он не думает их казнить, что если они сделали много вреда, за то теперь верностью Ак-Падше могут загладить прежнюю вину, и не только не будут считаться врагами, но могут сделаться друзьями русских, что война кончилась, и настал мир» и долго говорил он, и все так ровно, тихо. Нам показалось, что не человек говорит, не привыкли мы к этому. Бывало, попадешь в беду и не подумаешь идти к своим кази, аксакалам, курбашам и другим. Без подарка к ним и не смей сунуться. А придешь к нему, скажешь всю правду «сейчас выручит и своего не пожалеет» За все это, непременно, хоть он и кяфир, «будет он награждён небом» учёные люди и те, даже это предсказывают «Спроси любого ташкентца, который знавал генерала и всякий тоже скажет»

Сделав паузу, Саид негромко рассмеялся своим мыслям, и, в ответ на вопросительный взгляд товарища, охотно продолжил свой рассказ.

– Не обижайся, Керей-солдат, Вы русские – хорошие люди, но ведёте себя иногда просто смешно.

«Керей – солдатом» он, привычно, начал называть своего знакомого, после того, как узнал, что тот происходит из рода Керей.

– Почтенный и уважаемый род! Даже крымские ханы принадлежали к этому роду. Только говорили они не Керей, а Гирей. Но это неважно. Человек должен знать своих предков. Вот, к примеру, я. Скажу «Саид», и каждый понимает, что в моих жилах течёт кровь дочерей Пророка, да будет над ним и над ними Благословение Аллаха! Поэтому мне нельзя работать. Вот я и стал сарбазом, после безвременной смерти своего благодетеля, чтобы не позорить память своих родителей. А война и торговля – это достойные занятия для благородных мужчин!

– Смешные Вы люди русские! Помню, пригласил Джандарал к себе наших аксакалов и спрашивает их:

– А не станут ли они возражать, если его люди поселятся на левом берегу канала Анхор и построят там для себя город?

– Аксакалы кланяются, улыбаются, а сами стараются понять, в чём тут подвох? С чего бы это Джандаралу спрашивать у них разрешение на строительство? Я-то тогда только молчал и слушал, как аксакалы между собой советуются.

– А если мы скажем нет, нас посадят на кол, сдерут с нас кожу или просто повесят?

– Джандарал добрый человек, он не станет нас казнить, а просто отправит нас в Сибирь, где из нас сделают Русских казаков. Но не это самое страшное. Я слышал от сведущих людей, что в Сибири летом нет ночи, а зимой не восходит солнце. Там не должны жить мусульмане, так как они не смогут узнать, когда им молиться Аллаху! И, значит, гореть их душам в аду после смерти!

Все присутствующие испуганно зашептали молитвы, а городской Голова, с поклоном ответил Джандаралу, что они разрешают русским селиться за городской стеной на левом берегу канала Анхор.

Саид снова тихонько рассмеялся.

А знаешь, что сделал Глава Канцелярии, когда мы вернулись в город? Он в городской летописи золотыми буквами написал, что, по просьбе русских поселенцев, Городской Совет разрешил им строить дома за городской стеной за арыком Анхор. Пусть наши потомки знают, что это мы приютили у себя русских бездомных кяфиров, ведь Аллах учит нас быть милосердными!

Немного спустя, Саид снова забулькал тихим смехом, и, выждав паузу снова погрузился в воспоминания:

Вы русские воевать умеете, спору нет. Встанут «Белые рубашки» в каре и плюются огнем, сея смерть и ужас. А вот строить Вы не можете. Как Вы строите город? Разметили прямые квадраты, вот вам и кварталы. проложили арыки, посадили деревья вот вам и дороги. Словно дороги не для людей, а для посадки деревьев. Как человеку найти и запомнить свой дом и свою улицу, среди сотни похожих домов и улиц? И почему все должны строить свои дома с огромными окнами на улицу, с потолками в четыре метра, деревянными полами, не выходя стенами за границы квартала? И эти люди говорят нам о демократии!