Алексей Миронов - Алтайский Декамерон

Сам факт неучтенной заначки привел мужика в дикую ярость. Недолго думая, он схватил топор и начал вершить самосуд.

Женщину спасло одно: воин с топором был пьян в зюзю. Он промахнулся, топор лишь чиркнул по голове, содрав кожу и надрезав правое ухо.

Впрочем, этого оказалось достаточно, чтобы кровь потоком заструилась по волосам, по шее, по правому боку. Лихой рубака на содеянном останавливаться не собирался. И Татьяна (так звали женщину) шмыгнула на улицу. Да-да, в сорокаградусный мороз, в одной ночной рубашке, разорванной чуть не в клочья!

Сквозь лохмотья ночнушки бесстыдно белели сдутые мячики внушительных грудей. Груди словно служили наглядной иллюстрацией к наколке: ОНИ УСТАЛИ СТОЯТЬ! Подпись-татуировка красовалась аккурат над ними.

Низ дряблого синюшного живота, изуродованного послеродовыми растяжками, украшала другая надпись: ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ. Стрелка от приглашающего текста вела к лобку, поросшему золотисто-рыжими волосами…

«Чубчик, чубчик, чубчик кучерявый!..» – пропело в голове у меня.

– А к нам-то почему пришла? Поближе знакомых не нашлось?

– Так два часа ночи, все спят… Только у вас свет горит… Ну что тут скажешь? Да ничего!

Спасать надо человечка!

Стакан водки, теплое мужское белье, валенки и армейский бушлат сделали свое дело.

Татьяна улеглась прямо на полу, подложив под голову два полешка. Она проспала мертвым сном, даже не шелохнувшись, до самого утра.

Проснувшись позднее обычного, мы нашли с Бэзилом записку на столе: «Спасибо за все, одежду верну».

Пять километров до ближайших жилых построек племсовхоза мы с Бэзилом преодолеваем где-то за час.

Покушать в рабочей столовой, купить продуктов на ужин и спиртное. Однажды, стоя с подносами в очереди в столовой, мы увидели Татьяну. Поздоровались.

Она густо покраснела. И принялась извиняться: простите, одежду не вернула. Выглядела она хорошо: зимнее пальто, теплые сапоги. Из-под платка выбивалась шапка золотистых волос.

– Танюш, ты лучше заходи вечерком, чайку попьем, музыку послушаем, – выдавил из себя Бэзил, очень страдавший без женщин.

Я хочу дать тебе свою любовь, Хочешь много-много любви?

Хочешь много-много любви? Хочешь много-много любви? Хочешь много-много любви? Хочешь? Детка!

Все думали, что BEATLES – это для подростков, что это быстро пройдет. Но мне было ясно – они выстоят. Я видел что они указывают путь, по которому пойдет музыка.

Боб Дилан

Старичок, ты помнишь, как мы ржали, впервые услышав знаменитую песню ливерпульской четверки «Когда мне будет 64 года» (When I’m sixty-four) из легендарного альбома «Клуб одиноких сердец сержанта Пеппера» (Sgt. Pepper’s Lonely Hearts Club Band)? Нам было лет по 14-15, и мы просто решили, что битлы сошли с ума…

А ведь тогда, 50 лет назад, у всего мира снесло крышу, вынесло мозг, и мы тоже не были исключением. Мы тоже сошли с ума, у нас тоже сорвало крышу!

Мы носили длинные волосы по моде «Битлз». Из классических костюмов выпарывались воротники и делались «битловки» с узкими стоячими воротниками, от коленей до пят вшивались гигантские клинья (частенько другого цвета), и брюки становились похожими на колокола. Если по краям вшить десяток лампочек от карманного фонарика, а длинный провод закрепить в своем кармане, соединив его с большой квадратной батарейкой «Элемент 366» на 12 вольт, и вечером, проходя в юношеской компании мимо девчонок-одногодок, включить и выключить эту «новогоднюю елку» несколько раз, то визгу не оберешься! Ты прочтешь настоящий восторг в зелено-голубых девчоночьих глазах.

А что творилось на уроках труда! Старичок, ты не забыл? Половина класса с маниакальным упорством неандертальцев делала табуретки, а вторая половина с еще большим маниакальным упорством, упорством Джорджа Фуллертона, отца знаменитого «Stratocaster’a», делала свои первые электрогитары… Грифы делались из соснового бруса, а дека клеилась из нескольких слоев фанеры…

А на комсомольских сборах вместе со всеми мы пели свою версию знаменитого советского хита: «И Lennon такой молодой, и Ringo – всегда впереди!»

А как мы лезли с тобой по водосточной трубе в окно женского туалета на втором этаже? Это ты наверняка не забыл! Мы лезли туда, чтобы попасть на концерт-конкурс школьных рок-групп с идиотской аббревиатурой «ВИА». Ведь такое не забывается, правда?

А все потому, старичок, что мы с тобой были троечниками и двоечниками, а билеты на концерт за подписью и печатью директора школы, незабвенной нашей Софьи Николаевны Шанцевой, давали только отличникам и хорошистам.

И вот, хорошенько ободравшись о шершавую стену родной школы, о крючья, крепко державшие в своих объятиях «флейту водосточных труб», ты кульбитом через окно второго этажа попадаешь наконец в женский туалет. Отряхиваешься, приводишь себя в божеский вид и с видом пай-мальчика идешь в актовый зал на пятом этаже.

В актовом зале царит атмосфера элитарности и избранности, в первых рядах сидят учителя и директор школы (это жюри конкурса), а между рядами мечутся дежурные с красными повязками на рукавах, пытаясь хоть как-то утихомирить нарастающий гул перевозбужденных голосов, который волнами перекатывается из одного угла зала в другой. Зал набит публикой до отказа, кто-то курит в рукав, кто-то, глотнув портвешка, из-под полы передает бутылку следующему поклоннику Бахуса.

Пронзительные аккорды электрогитар заставляют вибрировать все твое тело, тебя охватывает эйфория, и ты вдруг понимаешь, что «мир создан для любви». Набравшись мужества, ты под чарующие звуки «Естедэй» (Yesterday) приглашаешь свою одноклассницу на «медляк». Она становится пунцовой от твоих робких прикосновений к ее талии. Случайно передвинув свои руки на ее спине, ты касаешься застежек ее бюстгальтера… Тебя охватывает священный трепет от одной только мысли, старичок, что его можно расстегнуть… Твое дыхание сбивается, ты краснеешь и отворачиваешься в надежде, что она не успела прочитать твои мысли.

Градус эйфории повышается, когда звучит рок-энд-ролл «Любовь нельзя купить» (Can’t Buy Me Love), и ты не понимаешь, что с тобой происходит: ты покорен этой музыкой, ты готов смеяться и плакать без причины, ритмично размахивая руками и двигая ногами вместе с публикой.

«За звон монет не купишь любовь, нет!» – поет очередной участник конкурса. Какие же мы были наивными, старичок!

Полу Маккартни было шестнадцать лет, когда он написал свой хит «Когда мне будет 64 года».

Когда я стану старым и лысым,

Ты будешь любить меня?

Быть может, я тебе не нужен стану,

Когда мне будет 64 года?