Юлия Гинзбург - Жан Расин и другие

Изгнанники пробыли в Ла Ферте лишь немногим более года, но оставили по себе благоговейную память своей терпеливой стойкостью, твердостью в вере и обширными познаниями. Жизнь они вели затворническую, как в Пор-Рояле, выходя только к мессе и на прогулку. И когда на закате они возвращались к себе, молчаливые, со строгими лицами, погруженные в благочестивые размышления, разговоры вокруг стихали, люди почтительно кланялись и расступались, чтобы дать им дорогу. Их отъезд причинил жителям городка настоящее горе.

Среди тех, кто особенно тесно сблизился с «господами из Пор-Рояля» (так называли иногда отшельников), были сестра Сюзанны Демулен и госпожи Витар – Мари, в замужестве Расин, и ее дочь Агнеса. Двенадцатилетняя Агнеса даже представляла на крестинах новорожденного сына Витаров мать братьев Леметр, согласившуюся стать крестной матерью младенца. А через несколько месяцев после того как отшельники покинули Ла Ферте, 22 декабря 1639 года, Мари и Агнеса присутствовали на других крестинах. У Жана Расина (сына Мари и старшего брата Агнесы) и его жены Жанны Сконен родился первенец, названный тоже Жаном, как отец и дед. Это и есть наш Расин.

Ла Ферте-Милон расположен в Иль-де-Франсе, самом сердце Франции. В здешних местах, в соседнем Вилле-Котре, ровно за сто лет до рождения Расина, в 1539 году, король Франциск I издал ордонанс, утверждавший вместо латыни французский язык в качестве официального для всех государственных актов и судопроизводства. От Парижа до Ла Ферте 76 километров на северо-восток. Расстояние по тем временам не такое уж близкое: когда много лет спустя столичный житель Расин соберется навестить сестру, оставшуюся на родине, он напишет в письме, помеченном вторником, 28 сентября 1683 года: «Я намереваюсь завтра отправиться в путь с женой и детьми, чтобы вас повидать. Мы надеемся в четверг вечером ужинать с вами». Значит, за день не добраться.

Но дело даже не в расстоянии. Ла Ферте – местечко глухое, тихое. В зрелости Расин вместе со славой обретет толпу брызжущих ядом завистников и недоброжелателей и среди злейших сарказмов в свой адрес услышит: «Уроженец Ла Ферте-Милона!» Родиться в таком захолустье – позор для порядочного человека. Предки Расина и с отцовской, и с материнской стороны жили здесь спокон веку, занимая разные чиновничьи должности, подоходнее и победнее, судейские и податные, по большей части связанные с механизмом взимания соляного налога – табели. Отец Расина среди многочисленной своей родни оказался едва ли не самым неудачливым и самым злополучным. В 1641 году он теряет жену: Жанна умирает в родах, дав жизнь дочери, Мари. А через два года, в возрасте 27 лет, только-только успев жениться второй раз, умирает и он сам. Какую он занимал должность, нам в точности неизвестно. Во всяком случае, не слишком прибыльную: по его смерти сумма долгов настолько превышала наличное имущество, что опекуны сирот предпочли отказаться от наследства. Детей поделили еще после смерти матери. Девочку взяли на свое попечение Сконены, мальчика – Мари Расин и Агнеса.

Агнесе к тому времени всего пятнадцать лет, но призвание ее уже определилось. Она твердо желала принести монашеский обет в Пор-Рояле, и если медлила с этим шагом, то только из-за маленького племянника. Современник, посвященный в обстоятельства дела, напишет впоследствии: «Она заменяла ему мать в младенчестве, с тех пор как он остался сиротой. Потому-то ей так трудно было оторваться от мира, когда двери Пор-Рояля перед ней распахнулись». Так впервые в расиновской судьбе, пока сам он еще так мал, что может лишь почувствовать последствия чужих решений, но не осознать их, возникает этот мучительный вопрос. Как примирить естественные привязанности и стремления с жаждой сверхъестественного духовного блага, земную любовь с небесным милосердием, природу с Богом? И возможно ли, и следует ли пытаться их примирить?

Агнеса Расин нашла для себя ответ в ранней юности, сразу и бесповоротно. В 1642 году она уходит в Пор-Рояль, где и проживет всю жизнь монахиней под именем Агнесы от святой Теклы. И очевидно, она не ошиблась: мать Агнеса под конец своих дней станет настоятельницей Пор-Рояля. Должность эта выборная, и занять ее без подлинного предназначения было никак нельзя.

Решение Агнесы укрепило связи расиновского семейства с Пор-Роялем. И когда в 1649 году умер Жан Расин-дед, его вдова удалилась в ту же обитель, взяв с собой и внука. Он будет воспитываться при монастыре, учиться в созданной отшельниками школе. Немаловажное обстоятельство: община берет его к себе даром. Между тем, обучение в Пор-Рояле стоило 400–500 ливров в год – сумма весьма значительная. Юноша будет обязан своим благодетелям решительно всем. Сирота станет сыном Пор-Рояля.

Будь живы его родители, детство его наверно было бы счастливей и беззаботней. А в зрелости, скорее всего, ему суждено было бы повторение их участи: скромное место чиновника в родном городке, более или менее благополучное и мирное прозябание. Жизнь его сестры так и сложилась: она вышла замуж за «лабазника при соляном амбаре» (так называлась одна из доброго десятка «табельных» должностей) и перебивалась кое-как, в повседневных треволнениях провинциального мирка.

Расину было уготовано совсем другое.

Пор-Рояль к тому времени – не просто один из сотен монастырей, разбросанных по всей Франции. Здесь, в суровых, почти без мебели и утвари, жилищах отшельников, в кельях монахинь, в приемной аббатисы – средоточие, очаг духовного движения, вокруг которого шли тогда самые яростные теологические, философские, даже политические и литературные споры, «Господа из Пор-Рояля», преподающие в монастырской школе, – настоящие ученые и талантливые педагоги. У аббатства не только могущественные враги, но и знатные покровители. Поэтому получить воспитание в Пор-Рояле – значит несомненно войти в интеллектуальную элиту страны и завязать связи со многими аристократическими семействами. Но это значит и с раннего отрочества внимать самым строгим, самым максималистским, самым беспощадным моральным заповедям и всю жизнь потом так или иначе свои поступки и помыслы с ними соотносить. Стены Пор-Рояля должны были отгораживать его обитателей от мира, мирских соблазнов, понятий и порядков особенно крепко. Начало героической эпохи Пор-Рояля и отсчитывать можно с того дня, 25 сентября 1609 года, когда восемнадцатилетняя его настоятельница велела запереть ворота монастыря перед своими родителями, приехавшими погостить – по обыкновению и в нарушение устава…

Но тут не обойтись без длинного отступления. Ведь у первых двадцати лет жизни Расина нет другой истории, кроме истории Пор-Рояля.

Франция лежит на скрещении двух мощных потоков европейской цивилизации – германского и романского. Когда в XVI столетии – ближайшем прошлом для нашего рассказа – Европа раздирала саму себя в религиозных войнах, Франция оказалась южной границей Реформации. В XVII веке она была единственной романской страной, где протестантство пустило относительно крепкие корни, единственной европейской страной, где благодаря Нантскому эдикту здравомыслящего и терпимого короля Генриха IV в течение нескольких десятилетий два вероисповедания, католическое и протестантское, сосуществовали на легальной основе. Впрочем, мирного содружества не получилось. Война на истребление была доведена до конца. Конечно, разнородные начала жили подспудно в душе Франции не одну сотню лет до Варфоломеевской ночи. Но именно к тому веку – времени, когда и складывался окончательно облик народа и страны, – они кристаллизовались, вырвались на поверхность, вступили в противоборство, осознав себя соперничающими христианскими церквами. От того, какой Франция сделает выбор, во многом зависело ее будущее далеко вперед. Ведь в этой распре речь шла не об одних лишь отвлеченных теологических умствованиях. Вернее, сами эти умствования вовсе не были такими уж отвлеченными. То или иное толкование фразы евангелиста или отца церкви означало различное переживание связи между Божьим промыслом и земным мироустройством, различное понимание природы человека, возможностей его разума и воли, отношений личности с церковью, обществом, государством, различный отбор предпочтительных моральных ценностей, дух искусства, бытовой уклад…