Карстэн Графф - Непобежденная. Ты забрал мою невинность и свободу, но я всегда была сильнее тебя

– Девочки! Я нашла возле курятника пять яиц. Куры совсем обнаглели, прячут яйца для себя, как фашисты! Но я же их кормлю, значит, яйца для нас. Пошли, блинчиков напечем.

Мы с сестрой бежали на кухню. Бабушкины блинчики были нашим любимым лакомством. Я с восторгом смотрела, как бабушка замешивает тесто и печет блины на горячей сковороде. От запаха у меня буквально слюнки текли. В этом чудесном воспоминании бабушка успевала и блинчики печь, и порядок на кухне наводить. А блины прямо со сковороды попадали на наши тарелки. Аня любила есть их с вареньем, а я всегда предпочитала с сиропом. Иногда я погружалась в это воспоминание на несколько часов. Я грезила о бабушкиных блинчиках, о ее теплой, уютной кухне, хотя сама сидела в подземной камере и жевала почти несъедобные яйца. Я целиком погружалась в атмосферу бабушкиного дома. Если бы это было возможно, я с радостью отдала бы жизнь, лишь бы хотя бы на один зимний вечер оказаться в кругу семьи.

Когда я не пыталась бежать от суровой реальности, мое существование было нелегким. Иногда Виктор не показывался два-три дня. Если он забирал нас в зеленую комнату, не принеся сначала еды, мы не знали, когда он сделает это – и сделает ли вообще. Поэтому мы всегда экономили воду, чтобы не умереть от жажды, если он придет и выдаст нам новую порцию еды и воды слишком поздно. Продуктов он всегда приносил очень мало. Нам часто приходилось грызть сухие макароны. Неделя шла за неделей. Мы страшно боялись потерять счет времени. Когда появлялся Виктор, мы каждый раз спрашивали его, какое сегодня число и какой день недели. Через какое-то время он решил дать нам календарь. А потом принес зубные щетки, зубную пасту и маленькую пластмассовую мыльницу с куском мыла.

С самого начала нашего заточения мы строили планы побега. Мысль о том, что когда-нибудь мы обретем свободу, стала настоящим наваждением, но Виктор очень хорошо все продумал, ведь он долго готовился к похищению. Все придуманные нами планы были либо очень рискованными, либо почти невыполнимыми. В одном была задействована принесенная Виктором сковородка. Он редко заходил в нашу камеру, но мы хотели как-нибудь заманить его. А когда он войдет, мы плеснем ему в лицо раскаленным растительным маслом. Тогда он ослепнет, и ему будет так больно, что мы сможем изловчиться и ударить его горячей сковородой по голове. Мы несколько раз готовились к этому, заслышав лязг засовов. Конечно, чтобы раскалить масло, требовалось время, но это могла сделать одна из нас, пока он насилует другую. А потом нужно будет лишь найти способ заставить его войти в нашу камеру. Но каждый раз, когда мы уже были готовы осуществить этот план, все в последнюю минуту откладывалось. Мы с Леной очень исхудали и ослабели от недоедания. Нам не хватало физических упражнений и свежего воздуха. Виктор же был крепким, здоровым мужиком. Вряд ли нам удалось бы ударить его так сильно, чтобы он потерял сознание. А если это не удастся, то он сурово накажет нас – может быть, даже уморит голодом. Тогда мы стали придумывать другой план. Если нам удастся ножом расковырять стену возле люка, рассуждали мы, можно будет просунуть руку и как-то открыть засовы с другой стороны. Но мы обе отлично понимали, что этот план совершенно невыполним. Нам никогда не пробиться через бетонную стену толщиной 40 сантиметров, укрепленную железной арматурой. Часами мы скребли бетон, но сумели лишь оставить на нем царапины.

Иногда Виктор узнавал о наших бесплодных планах побега. Каждый раз он хохотал и говорил, что попытка засчитана. Он отлично знал, что построил свою тюрьму на совесть. Путей к свободе у его сексуальных рабынь не было. Бежать отсюда можно было, только открыв все три люка, да и то мы оказались бы в его собственном саду. Мы месяцами обсуждали разные планы бегства, но в конце концов смирились с кошмарной реальностью своего положения. Если нам суждено обрести свободу, нужно ждать и надеяться, что когда-нибудь Виктор сам совершит ошибку. Узнай мы, что нам придется провести в этом подвале три с половиной года, мы, наверное, сошли бы с ума в тот же миг.

Карстэн Графф

На следующее утро после похищенияродители Кати точно знали, что с девочкой что-то случилось. Еще вечером они обзвонили всех ее подруг, но никто ничего не знал. Анна сказала, что Катя пошла на праздник с Леной, и родители позвонили родителям Лены. Оказалось, что та тоже не вернулась домой. Ночью родители Кати не спали и до рассвета ждали ее возвращения. Рано утром они снова позвонили родителям Лены. Когда выяснилось, что девушки не вернулись, родители решили пойти в милицию. Но милиционеры были уверены, что подростки просто сбежали из дома. В розыск объявляли лишь тех, кто отсутствовал более трех дней. Родителей отправили по домам, посоветовав не паниковать на пустом месте. Девчонки наверняка сами скоро вернутся, сказали им. Катины родители обзвонили всех знакомых и обошли весь город, пытаясь найти хоть какие-то крохи информации о дочери. Всех терзали страх и тревога. Никто не верил, что Катя сбежала из дома. Она никогда не ушла бы, не предупредив заранее. Было ясно, что с ней что-то случилось. Глядя в окно, вся семья надеялась увидеть, как она подходит к дому. Но этим надеждам не суждено было сбыться.

Через три бесконечно долгих дня милиция убедилась, что девушки действительно пропали. Было возбуждено уголовное дело. Началось расследование. Катины друзья и одноклассники были потрясены. Все они знали ужасную историю, случившуюся за год до исчезновения Кати. Тогда одна девочка возвращалась из музыкальной школы, к ней подошли двое мужчин и затолкали ее в машину. Через несколько дней ее обнаженное тело нашли в канализационном колодце. Девочку изнасиловали и зарезали. Все Катины друзья думали, что с Катей случилось то же самое. Когда история просочилась в прессу, к тем же выводам пришли и журналисты. Никто не знал, что на самом деле произошло, но в газетах каждый день появлялись новые зловещие детали преступления.

Фотографии пропавших девушек были расклеены по всему городу: в магазинах, на заборах и фонарных столбах. Родители и друзья Лены и Кати делали все, что было в их силах. Милиция пока вела розыск на границе, на вокзалах и в аэропортах. Фотографии пропавших девушек постоянно показывали по телевидению, но тщетно. Свидетелей не было, и выяснить ничего не удавалось. Отчаявшиеся родители обратились за помощью к населению. Тысячи людей, которым казалось, что они могут помочь расследованию, звонили в милицию. Были допрошены сотни присутствовавших на празднике, ведь именно там Лену и Катю видели последний раз. Милиция прочесала все бандитские притоны, стройплощадки и места торговли наркотиками. Но никто ничего не знал и не видел. Следствие забуксовало. Казалось, девушки просто бесследно исчезли. С каждым днем надежда найти их живыми таяла. Через несколько месяцев большинство следователей, которые вели это дело, были убеждены, что девушек похитили и переправили в восточноазиатские или ближневосточные бордели. Улик не было, след остывал на глазах, казалось, делу было суждено остаться нераскрытым. Оставались только вера и любовь родных обеих девушек. Горе семей было безмерным.