Людмила Сараскина - Александр Солженицын

Как страстно бросилась защищать жильца Солженицына («Я — хозяйка дома, где жил Солженицын. Это обязывает. К правде») от хулы своего друга Давида Самойлова, нежная, героическая Лидия Чуковская, унаследовавшая от отца благородную и восторженную любовь к А. И.: «Я никогда не видела человека, в такой степени умеющего сочетать полную независимость от чужого с полным уважением к чужому. Он покорял окружающих, но не угнетал их… Пока он беззвучно жил за моей тонкой стеной, я чувствовала себя и свой дом и свой образ жизни под защитой сверхмощного танка. Казалось, меня не от чего и не от кого спасать, но пока горел свет у него в окне, я знала: со мной ничего не случится. И каждому человеку желаю я встретить своих предполагаемых и ожидаемых убийц с таким величием и надменностью, с какой А. И. при мне встретил своих».

Слово супермен , прозвучавшее в устах хулителя издёвкой, Чуковская развернула в метафору жизненного подвига. Сверхмощь, сверхсила, сверхволя, сверхчесть. Взвалил на себя работу, которую должны были выполнить два-три поколения литераторов. И работу, которую должны были сделать коллективы академических историков. И работу, которую должны были провести крупные правозащитные организации, благотворительные фонды, целые институты… Однако всё, что он делал, мог делать только он один. В этом — феномен и счастье его судьбы и творчества.

«Меня своим появлением в мире и присутствием в моей жизни он одарил несравненно», — писала Л. К. Чуковская, «хозяйка дома, где жил Солженицын». Но то же самое писали люди, никогда не знавшие его лично. «Солженицын оказал на меня колоссальное влияние. Я очень благодарен Александру Исаевичу, считаю его единственным великим человеком в современной России, человеком, судьба и нравственный подвиг которого, может быть, так же оправдывает наше проклятое время, как подвиг царя-мученика искупил и оправдал позор “революции” и гражданской войны. Главное, что среди всеобщего оскотинения и подлости он на самом деле показал, что можно жить иначе. Я уже задумывался, а зачем это всё? Ничего нет: нет любви, нет совести, нет нравственного долга. А Солженицын мне, совсем молодому и неопытному человеку, дал урок . “Неправда, всё это есть ”. В известном смысле я считаю его своим духовным отцом» (Д. Галковский, 2003).

Под этими словами могли бы подписаться и тысячи простых читателей в России и в мире. Многие из живущих ныне людей могли бы рассказать (и рассказали!), как на них повлиял Солженицын, чтó он значил в их жизни, как изменил их судьбу. В этом смысле «Дети Солженицына» — явление гораздо более широкое, чем то движение, которое возникло в Западной Европе после опубликования «Архипелага ГУЛАГа», когда левые интеллектуалы увидели изнанку коммунистической идеи и затрещали европейские компартии. Само сознание, что человек такого масштаба присутствует в городе и мире, многое меняет в генетической формуле современности. Жизнь Солженицына доказывает, что альтернативная история не пустая фантазия, что каждый момент бытия — поворотный. Солженицын вырвался из плена времени и стал его полноправным субъектом. Его взгляд обращён только вперёд, особенно тогда, когда он пишет о прошлом.

На вопрос, что они будут рассказывать своим детям об их деде, сыновья Солженицына, Ермолай, Игнат и Степан согласно ответили (2007): «Наверное, самое главное — это тот несравнимый пример морального и физического мужества, которым он ослепил в своё время весь мир. Второе, это его полная отдача самого себя искусству — и как она проявлялась в его личной жизни. И, в-третьих, мы попробуем им передать те ценности, которые он, в свою очередь, постарался передать нам, в том числе убеждение в том, что судьбу человека лепят не обстоятельства, случайности или рок, а, в первую очередь, сам его характер». О том же самом размышлял и А. Сокуров (1999): «Никакого небопокровительства по отношению к Александру Исаевичу нет. Он сам такой. Человек, который воспринимает тепло, над ним и солнце светит, вокруг него тепло. Он в первую очередь сам такой. А потом уже Господь, провидение». «Жизнь Солженицына и его книги материально доказывают существование Бога. Подобного и не пожелаешь никому. Слишком ответственно» (А. Фредекинд, бывший политзэк, историк религии, 2003).

Солженицын… Имя-крик, имя-скрежет, имя-протест. Ожог сознания. Скальпель офтальмолога, снимающий катаракту с глаз, раскрывающий угол зрения. Артиллерист, вызывающий огонь на себя. Один в поле воин. Русская душа, которая вышла живой и неизгаженной из мрачного, безнадёжного времени. Гениальный русский крестьянин из села Сабли, где течёт Живая Вода. Последний из могикан. Судьба Кассандры. Проклинающим весельем поразил Кощеево сердце. Единственный, кому верят. Дон-Кихот. Герой ненаписанного романа Достоевского. Словом изменил мир. Некого поставить рядом. Нет уже почвы, на которой всходили бы такие люди.

И это только начало бесконечного ряда высказываний.

О характере Солженицына убедительнее всех, кажется, сказала Е. Ц. Чуковская, Люша: «Солженицын — счастливый человек! Единственный счастливый человек, которого я видела за свою жизнь. Во всех своих несчастьях он сумел укрепиться, устоять, найти себя, отыскать смысл в своей судьбе». Кроме трудолюбия, преодоления немыслимых препятствий, быстроты принимаемых решений, ответственного, сконцентрированного поведения, железного упорства, могучей воли — всего того, что составляет характер, он, несомненно, был счастлив в людях, спутниках своей судьбы.

Добровольные помощники вкладывались в его работу всей своей жизнью, своим прошлым, историями своих близких. Архивисты, библиотекари, знакомые, бравшие книги для А. И. на свой абонемент, переводчики, машинистки, хранители и перепрятыватели рукописей, фотографы, переплётчики Самиздата, копировщики магнитных лент, связные, распространители, почтальоны-разносчики его писем и заявлений, курьеры, перевозчики капсул с плёнками — все они ведь где-то трудились, служили, учились. А ещё рассказчики историй, помощники по сбору материала, первослушатели, первокритики, перворедакторы, советчики, оспорщики. А ещё прилежные и вдумчивые читатели рукописей; интересные, живые собеседники; умные, искренние, обстоятельные; с талантом сочувствия и понимания. Они все были готовы не просто к помощи, всегда бескорыстной, непрерывной, опасной, но к служению. Работа с А. И. и для А. И. была необходима прежде всего им самим; это был кислород настоящего, прорыв из будничности к истории, в область сверхцелей и сверхзадач. С ним его помощники смогли пережить мгновения мощного духовного напряжения; окунуться в бытие столь высокого накала, какого не давала и не могла дать повседневность. Люди Солженицына , соприкасаясь с ним работой и судьбой, приобретали внутреннюю устойчивость и говорили о сделанном общем деле как о полосе счастья, высшей точке жизни.