Б. Кош - Пирамиды в джунглях. Как я копал города майя

В западных экспедициях заостренная «археологическая» кельма штукатура выполняет функции и ножа, и совка. Ее удлиненное острие почти так же эффективно, как нож, а изогнутая шейка позволяет использовать во множестве положений. Для особо упорных участков используют небольшое кайло. Для деликатных зачисток (например, костей) там пользуются скальпелем. В джунглях дополнительно используются садовые ножницы и ножовки для корней.

Только на снимках этого тысячелетия видно, что российские археологи частично перешли на западную археологическую кельму (XVI, внизу), но и не отказались от ножей и садовых совков (XXII). Не появились и жестяные мусорные совки (именно это и является одним из оснований для первичной визуальной дифференциации культурной принадлежности снимков на интернете).

XII Археолог проводит расчистку артефактов с помощью щетки и ножа, 1982 (источник – АЧФ)

Кош отправился в Танаис, не прочитав ни одного учебника по археологии (скукота!), полагая, что с археологией «и так все ясно». Он наивно представлял археологию, как деятельность, направленную прежде всего на добывание артефактов, и, таким образом, получению знаний о древних культурах. Хорошо еще, что он не придерживался типичной идеи hoi polloi , что археологи копаются в земле, чтобы найти золото (в худшем случае, серебро). Он, правда, знал о керамических комплексах и важности датировок. Даже знал о методе углеродной датировки и почему важны органические останки. Но это все были представления, свойственные еще прошлому (девятнадцатому) веку.

Он не думал тогда, что археология – это скорее о реконструкции пространственно-временной модели жизни предков, в которой артефакты играют роль только в том случае, когда они прочно привязаны к одному из слоев этой модели. Что здесь чрезвычайно важно выявление внутренней структуры постройки – идентификация пола, как идет стена, где меняется цвет грунта, и так далее. Ничему такому в Танаисе не учили.

Не то, чтобы об этом читали лекции в западных полевых школах (предполагается, что студенты усвоили это на лекциях еще в университете), но вся практика копки там проникнута этой идеей. Об этом говорил начальник раскопки, давая конкретные задания на копку. Некоторые делятся со студентами своими теоретическими соображениями. Вся деятельность начальника раскопа построена вокруг разгадки этой «структуры» и ее описания. Как она идет? Где пол? Как не снести стенку или перегородку? Артефакты же это премиальный контент.

XIII Археолог на объекте с инструментами – в руках, плоская лопатка и щетка, слева лежит совковый мастерок, 1980 (источник – АЧФ)

На западном раскопе практически всегда можно видеть фигуру, сидящую на стульчике в стороне от копающих и склоненную над планшетом и тетрадями, куда заносятся планы и события (а часто у него есть и отдельный стол, на котором разложены миллиметровки). Это и есть начальник раскопа. Он также может заниматься съемкой профилей, рисованием, и фотографированием слоев. Время от времени он дает указание расчистить и размести тот или иной участок для фотографирования. Вся эта деятельность протекает на глазах студентов, и они вольны ей интересоваться и копировать (на самом деле, они обязаны вести свои дневники раскопок, хотя мало кто это делает на практике).

Ничего этого Кош не припомнит в Танаисе. Из примера со столовой ясно, если человек чего-то не помнит, это не значит, что этого не было. Однако, рассматривая фото тех лет теперь, Кош не видит этого «человека с планшетом» (он появляется на новейших российских фото). Иногда начальники раскопа присутствуют на фото, но они не заняты бумажным процессом. Они либо сами копают, либо дают указания. Нигде не видно и стола, на котором они могли бы разложить план и где хранились бы различные археологические параферналии (возможно, это потому, что лагерь был рядом, но…).

Какое-то начальство на раскопе в Танаисе было, как без него! Кто-то же давал указания, кому, где и сколько копать, и откуда докуда. Но не осталось никаких впечатлений об этой личности и ее роли в истории (запомнился только Дэга, но он не всегда руководил раскопами). Скорее всего, потому, что не было реальной коммуникации. Вот чем отличалась ростовская и владимирские экспедиции – если начальник раскопок и не сидят у его края с бумагами, они часто присутствуют на фото. И более того, Кош помнит, по редким посещениям этих раскопов, что их начальники были весьма активны и в гуще народа. Возможно, это объясняется тем, что никто из лейтенантов Дэги не был настоящим археологом? К сожалению, как уже замечено, камера Феди «не видела» москвичей, и не с чем сравнить. Беда!

Осталось впечатление, что копать на ростовских и владимирских раскопах было интереснее. Но нашему отряду не досталось подвалов (во всяком случае, в первый раз… или не досталось интересных подвалов – во всяком случае, за давностью лет, у Коша не осталось воспоминаний о копке в подвале, расчистке стенок и так далее – но сколько времени прошло!) Поэтому, по сохранившимся воспоминаниям, нашим девочкам пришлось работать только в камералке (камеральная лаборатория, а на западе просто лаб ). Как уже говорилось, собранные артефакты складировались в специальные ящики на раскопе. На нашем раскопе их практически не было. А вот в подвалах находили столько амфор, что в конце дня приходилось транспортировать эту керамику в камералку на носилках.

Девочки в камералке мыли, сортировали и шифровали черепки. Шифровали – означает, снабжали их соответствующим кодом в зависимости от происхождения. Амфоры были большие, так что шифры писали прямо на них черной краской. Это был особый птичий язык, на эти иероглифы Кош взирал с уважением. Девочек учили классифицировать керамику, с ними работали непосредственно Дэга и Серега (а может и сама Арсеньева – кто знает, ведь Кош там не присутствовал). У них был (по воспоминаниям участницы, приведенным ниже) продленный обеденный перерыв.

В камералке было интересно, и хотелось там пробыть дольше. Но мальчиков туда особо «не допускали». (Снимок (X) – постановочный. А уж тем более не допускали в хранилище – там ни разу не был.) Это тоже была женская работа. Если приглядеться даже сейчас к фото с раскопок – если кто-то в раскопе орудует кисточкой и пинцетом, и если это не профессор, как часто это мальчик? 18 18 Разыскал подтверждение свидетельницы: «письмо-воспоминание пришло из Берлина от Ирины Щекатуровой, нашей соотечественницы; филолог-японист, она работала референтом-переводчиком в Московском государственном университете имени М. В. Ломоносова: «В студенческие годы мне довелось участвовать в раскопках Танаиса во время летних каникул. Каждый день с 5 до 11 утра мы с девчонками нежно стряхивали кисточками вековую пыль с древних амфор, разукрашенных глиняных осколков и других найденных предметов городской утвари, добывавшихся из-под земли сокурсниками с лопатами в руках… Потом становилось невыносимо жарко и все искали тень, чтобы переждать время до вечера, когда можно будет продолжить поиски древних реликвий… По выходным мы все дружно отправлялись в Таганрог, чтобы смыть с себя степную пыль в городских банях, вкусно пообедать на присланные родителями деньги, иногда искупаться в Азовском море! Это великолепное незабываемое время! Так хочется взглянуть на то, что удалось возродить из-под пластов земли и пыли, накрывшей за века стены античного города!» https://donvrem.livejournal.com/335607.html А также на фото из камералок – мальчики там только начальники.