Алексей Филатов - Люди «А». Второе издание

Снаряд попал в БМД, которая подтянулась к штабу и стояла у входа. Возле неё лежал солдат. Анатолий Николаевич кинулся к нему. Из штаба выбежали десантники и тоже бросились на помощь.

– Держи голову, голову держи! – кричал Савельев.

Вдвоём с подоспевшим бойцом они тащили молодого мальчишку.

– Он мёртвый. Кладём его, – сказал десантник и положил его плечи и голову на землю.

– Подожди, может, выживет, понесли, понесли! – не хотел сдаваться Савельев, держа паренька за ноги.

– Умер. Сердце не бьётся, – сказал боец, склонившись над трупом.

Анатолий Николаевич медленно опустил ноги парня. Покойного накрыли курткой.

Савельев стоял и смотрел на тело. Взгляд упал на книжицу, что валялась рядом.

– Подожди, он что-то обронил, – сказал Савельев.

Нагнулся, поднял. Комсомольский билет. Раскрыл его. Кровь мешала прочитать фамилию солдата.

И только фотография осталась незапачканной. С неё смотрел белокурый мальчик и улыбался.

Первая смерть не забывается. Никогда.

Тридцать первого декабря Анатолия Николаевича Савельева ждали дома к новогоднему столу. Когда раздался звонок, Наталья Михайловна побежала открывать дверь.

Но на пороге квартиры стояли незнакомые люди.

– Здравствуйте. Старший лейтенант Савельев задерживается в командировке, – сказал один из них.

– Что это за командировка такая? К новогодней ночи не вернётся? – нервно спросила жена.

– К новогодней – нет. Вернётся в апреле, наверное, – ответили незнакомцы. – Вам от него письмо.

Писать из Афганистана запрещалось. Но накануне Нового года кто-то согласился отвести в Москву короткую записку. Времени было пять минут, торопились на вылет.

Савельев судорожно начал бегать в поисках клочка бумаги. Но какая там бумага – жили в голых бараках. Вдруг он вспомнил: в сумке есть новая рубашка, которую засунула жена, а значит – есть упаковочная картонка.

И сейчас Наталья Михайловна Савельева держала в руках исписанную мелким почерком картонку, которую принёс незнакомый ей человек за несколько часов до боя курантов.

– Новогодняя открытка… – растерянно сказала она, дочитав послание мужа.

Анатолий Николаевич вернулся в Москву только летом 1980-го, перед самой Олимпиадой. За эту командировку Савельев был награждён первым орденом Красной Звезды.

В течение следующих лет через Афганистан прошёл весь личный состав Группы «А».

– Сегодня б-без обеда и п-пораньше. Эта фраза для бойцов Савельева означала, что на этот раз тренировки будут проходить без перерыва на обед. Что касается «пораньше», то оно означало, что распустят раньше. Минут на десять. Или на пять. Такой обмен никак нельзя было назвать равноценным. Но бойцы гордились, что способны выносить такие нагрузки.

Савельев никому и никогда не давал ни малейшей поблажки. В том числе и себе.

Один раз в жизни я было подумал, что Савельев меня пожалел. Но конечно, я ошибался.

Осенью 1995-го мы совершали горный переход в Приэльбрусье. После теракта в Будённовске было решено начать подготовку бойцов по ликвидации главарей бандформирований в горной местности. Отобрали тех, кто проявил себя в Будённовске, и забросили на высоту. Савельев вёл нас как старший.

Мы шли рядом с Анатолием Николаевичем. Увидев меня, купающегося в собственном поту под тяжестью снаряжения и высоты, он внезапно скомандовал:

– Д-дайте мне свой п-пулемёт.

Помимо стандартных тридцати кило боекомплекта, я тащил на себе пулемёт Калашникова. Мы их только получили на вооружение. При вылете в Будённовск командир запретил брать тяжёлое оружие. Командира можно было понять: до Будённовска при освобождении заложников мы обходились без пулемётов. Патронов нужного калибра тоже был дефицит [10] К этому времени все отечественные воинские формирования перешли на калибр 5,45 мм. И мы с ностальгией вспоминали советские «калаши» 7,62. Когда в отдел пришли два пулемёта, я первым вызвался осваивать «новый старый» ствол. . Но после повторного запрета брать пулемёт с собой, я упёрся и самовольно притащил его на борт. В результате в Будённовске, где мы попали в настоящую мясорубку, этот пулемёт спас мне жизнь. С тех пор я никак не мог с ним расстаться и везде таскал за собой. Хотя пулемёт, в довесок ко всему остальному, был страшно тяжёлым.

Но всё-таки мне сложно было поверить, что Савельев решил дать мне поблажку.

– Что, Анатолий Николаевич? – переспросил я.

– Д-давай сюда свой п-пулемёт, – повторил он.

Я не ожидал того, что произошло дальше.

– Саша! – скомандовал Савельев ближайшему бойцу. – Б-быстро бери пулемёт и тащи к-километр.

П-потом отдавай ближнему, тот с-следующему и так далее. Все п-поняли? А то идёте н-налегке.

Но поразило меня не только это. А то, что Савельев нёс пулемёт наряду с остальными. Нёс последним, когда силы у всех были уже на исходе.

Есть такое английское выражение – self-made man. Человек, который сделал себя сам. Обычно так говорят о тех, кто достиг успеха без посторонней помощи. И часто под успехом понимается самое простое и понятное – разбогател.

Савельев больших богатств не скопил. Но чего достиг, того достиг сам. Он действительно сам себя сделал.

Его родители расстались вскоре после рождения сына. Отец пропал, а мать быстро завела новую семью. Ребёнок от прошлого брака стал обузой. Мальчика к себе на воспитание забрали бабушка и дед.

Дед умер, когда мальчику было четырнадцать. Тогда он подошёл к бабушке и сказал: «Я воспитаю себя сам». Сказал, как отрезал.

На удивление бабушки Толя начал проводить часы за чтением. В будни он усиленно занимался боксом. По выходным – ходил в театр. Ходил один: мальчишкам со двора это было неинтересно. Мальчишки мечтали стать ворами – это казалось романтичным.

А Толя ходил на спектакли. Садился как можно ближе к сцене и смотрел очень внимательно.

Физический факультет педуниверситета, а потом психологический факультет Высшей школы КГБ развили его аналитические способности, талант психолога и даже театральные навыки.

Он был прекрасным актёром.

В начале девяностых «Альфу» использовали в спецоперациях по выявлению торговцев оружием, наркодилеров, бандитов и тому подобной публики. Милиция почему-то перестала с ними справляться. А часто и находила с ними общий язык.

Кстати о языке. Мы учились говорить на фене. Кто-то притащил на базу словарь блатных слов – читался на ура.

Савельев мастерски научился говорить на фене, а ещё – по-бандитски сплёвывать слюну. Мы просили его изобразить пахана, и он, при всей его врождённой интеллигентности, моментально становился отъявленным бандюганом. Мы хохотали, а он, вдохновлённый благодарной публикой, входил в раж.