Ринат Валиуллин - Не складывается – вычитай

– Ничем… еще три года назад.

– В смысле?

– Это был мой бывший муж.

– Как бывший?

– Так, ты думаешь у меня не может быть бывшего мужа?

– Итальянец?

– Ты думаешь, у меня не может быть бывшего мужа итальянца?

– Нет, ну я думал… от таких не уходят, – начал я выкручиваться из ситуации.

– Да, от таких не уходят, но такие способны уйти сами.

– Спать?

– Не спать, в том-то и дело, что не спать. Думать, терзаться, переживать.

– Хватит думать, это делает тебя несчастной.

– Тогда кто же за меня будет думать?

– Я.

– Ты? Ты уже поди десятый сон видишь.

– Так три часа ночи.

– Ну и что? Разве в три часа ночи ты меня не любишь?

По ее искренней улыбке было видно, что она отчаянно ищет позитива при полном крушении надежд… Это я улыбнулась окну и увидела свое отражение, в то время, как поезд набивал свое, бубнил, будто рассказывал что-то совсем без выражения, на одном дыхании, разделяя стуком равные по длине и смыслу предложения, повторяя как мантру одно и то же, одно и то же. Это дыхание пути своей монотонностью пыталось отмерить тонны километров между людьми, чтобы пришить как можно быстрее отчаливших к встречающим. Скука движет человечеством. Люди по-прежнему продолжают скучать, двигаясь навстречу друг другу. Я не была исключением. Я тоже скучала. Я ехала к матери. Ехать было двое суток, но никогда не было жаль этих отпускных дней, так как проживала их в таком приятном покое купе. Особенно сейчас, когда она была одна. «Вот бы больше никого?» Доехать так до родного дома одной, со всеми своими мыслями, чтобы ни с кем не делиться, никого не слушать, не улыбаться, не поддерживать огонек симпатии. Спокойно пить чай из стальных подстаканников, в которых непременно будет покачиваться круг лимона. Потом заказывать еще, выходить на всех больших станциях, чтобы купить местных угощений, а может быть даже соленой рыбки с пивом, если будет совсем скучно. Хотя все это у нее было с собой, она не могла возвращаться домой с пустыми руками. С пустым сердцем, да, но без гостинцев – никогда. Хотя мать умиляясь и раскладывая их по шкафчикам все время нарочито ворчала: «Зачем ты так тратишься, у нас тоже все это есть».

Не успела я так подумать, как купе открылось и вошла женщина средних лет.

– Добрый день, – настраивалась я на долгую беседу ни о чем. Женщина была средних лет, среднего телосложения, средней привлекательности, но высокой разговорчивости. Казалось, речь ее соревновалась в скорости с поездом за звание скорого.

Я зачем-то узнала, что отец ее коллекционировал марки и был поклонником Уитни Хьюстон, из-за чего она с детских лет учила английский и ходила в музыкальную школу на класс вокала. Она никогда не любила петь, она обожала готовить, возможно, поэтому рано вышло замуж и теперь пела песенки Уитни Хьюстон, когда стряпала на кухне. Мужу это не нравилось. Он был фанатом Ким Кардашьян, с тех пор как он увидел ее выходящей из моря, он так и не пришел в себя. В общем, они развелись. Не сошлись характерами, ей хотелось жить в маленьком городишке, где все улыбаются, ему – в мегаполисе, где все грустят. Он любил пиво, она кофе, но когда ничего не получалось в жизни, ее выручал бокал вина. Она работала в офисе – ей нравилась эта рутина, говорить всем по утрам привет, пить кофе, обсуждать сплетни, собираться на корпоративы.

Только после развода, она поняла, что такое свобода. Что секс – это не супружеский долг, это не развлечение, это сила чувств.

Она будто вышла из темноты. Возможно, причиной плохого освещения были гормоны, возможно, без них жизнь не пришла бы к такому абсурду, когда все подчинено воле одного человека. Любовь, секс и еда – вот то, что делало ее по-настоящему счастливой. Но любви не было, секс был давно, а еда приелась. Поэтому по утрам она принимает холодный душ. Это всегда хорошее начало дня, после такого вряд ли что-то может быть хуже. У нее нет любимого цвета и любимого блюда, возможно, вся проблема в отсутствии любимого. Иногда ей кажется, что она уже не сможет любить.

Пока соседка раскладывала свои вещи, я смотрела в окно и фантазировала, продолжая строить рамки чужому воображению. Когда наши взгляды встретились, женщина в очередной раз улыбнулась, но кроме доброго «Добрый день» не проронила больше ни слова, она так и не завела разговор. Это был монолог, который я придумала за нее от начала и до конца. Она достала спицы, клубок шерстяных ниток и принялась вязать. Спицы в ее руках были легки и послушны, словно спицы велосипедного колеса, летящего по бесконечной шерстяной дороге.

От этого мягкого молчания Марине тоже стало тепло, она вспомнила, как сидя в кресле, бабушка вязала шерстяные носки. Иногда та подзывала Марину, снимала со спиц готовый носок и просила примерить. Мягкое тепло тут же согревало душу. Так, неторопливо и спокойно, бабушка умудрялась связать носки всем своим детям и внукам. Они приезжали к ней не за словами, а именно за этим теплом, тепло связывало всех.

Суббота хороша, когда есть кем укрыться и спать дальше. У меня было только одеяло. Так себе заменитель ласки, не успела я в него завернуться, как меня разбудил звонок. Я лежала и слушала, не узнавая своего телефона, это был звонок в дверь. Я посмотрела в глазок, за дверью стоял мужчина. Курьер принес посылку. Лицо было в маске, но глаза, которые неожиданно забегали, при виде меня в бестолковых поисках убежища, показались мне знакомыми. «Нет, слишком растерянные, хотя и красивые». Я забрала заказ и закрыла дверь. Не дожидаясь осени, распаковала сверток и натянула искусно выделанную итальянскую кожу на свои ноги. Подошла к зеркалу стенного шкафа, которое упиралось в пол. «Как тебе?» – «Какие же у меня красивые ноги» – ответила сама себе и прошлась по квартире до кухни. Сапоги снимать не хотелось, настолько они показались мне родными, хотелось кофе. Кофе. Только он мог поднять меня утром, объяснить, кому надо позвонить и что сделать до следующей встречи с ним. Открыла шкаф, достала турку. Засыпала кофе, налила воды и поставила турку на огонь. Много ли надо женщине для счастья? Кофе, Италия, сапоги. Впрочем, судя по карте, у двух последних было довольно много общего. Я смотрела на кофе, в котором закипали воспоминания:

– Что будешь пить? – отвлек он меня от горизонта, где закатывалось солнце.