Мелинда Гейтс - Момент взлета. Истории женщин, которые бросили вызов патриархальному обществу

Позже мы с Биллом занялись поиском способов оказать позитивное влияние на жизнь людей. Я никогда не проводила четкой связи между усилиями по поддержке самых бедных жителей планеты и контрацептивами, которые использовала сама, чтобы максимально эффективно устроить нашу семейную жизнь. Планирование семьи стало частью нашей благотворительной деятельности с самого начала, однако мы плохо представляли себе ценность этой деятельности, и я понятия не имела, как именно она повлияет на мою общественную жизнь.

Впрочем, было очевидно, что я понимала ценность контрацептивов лишь в рамках собственной семьи. Ведь я не случайно забеременела лишь после того, как проработала в Microsoft почти десять лет, пока мы с Биллом не стали готовы к рождению детей. Рори не случайно родился через три года после Дженн, а наша Фиби – через три года после Рори. Это было наше с Биллом обдуманное решение. Конечно, без удачи здесь тоже не обошлось. Мне повезло, что я смогла забеременеть, когда захотела. Но, помимо этого, у меня была возможность не забеременеть, когда я этого не хотела. Так мы смогли построить именно такую семью и прожить именно такую жизнь, о которых мечтали.

Мы с Биллом официально основали Фонд Билла и Мелинды Гейтс в 2000 году. Он появился в результате слияния Образовательного фонда Гейтса и Фонда Уильяма Гейтса. Мы назвали фонд своими именами, потому что я собиралась играть важную роль в его управлении – чуть более важную, чем Билл в те времена. Тогда он все еще был поглощен делами Microsoft, как и в течение следующих восьми лет.

На тот момент мы воспитывали двоих детей. Дженн было четыре года, и она как раз пошла в детский сад, а Рори был годовалым малышом. Мне не терпелось взять на себя еще больше работы, однако я ясно дала понять, что хочу работать за кулисами. Я хотела изучать проблемы, совершать учебные поездки и обсуждать стратегии, но в течение долгого времени не решалась публично выступать от лица фонда. Я видела, каково это, когда Билл выходит на улицу и его все узнают. Меня это совсем не привлекало.

Но, что еще важнее, мне не хотелось быть вдали от детей слишком долго. В приоритете было дать им полноценное воспитание. Это было очень важно для меня, и я понимала, что, если я откажусь от личной жизни, мне будет сложнее защитить личную жизнь своих детей. Когда дети пошли в школу, мы даже записали их под моей фамилией, Френч, чтобы они смогли сохранить некоторую анонимность.

Наконец, мне хотелось остаться в тени потому, что я перфекционистка. Мне казалось, что я должна уметь ответить на любой вопрос, а для того чтобы стать публичным голосом фонда, мне, по моему мнению, не хватало знаний. Поэтому я ясно дала понять, что не собираюсь выступать с речами или давать интервью. Это была работа Билла, по крайней мере поначалу.

С самого начала мы искали такие проблемы, которые не могли решить ни правительство, ни рынок, а также готовые решения, которые они даже не пытались внедрить. Мы хотели разыскать те великолепные идеи, которые когда-то были упущены. С их помощью мы планировали добиться значительных улучшений с привлечением небольших инвестиций.

Мы начали просвещаться во время поездки в Африку в 1993 году, за год до свадьбы. На тот момент мы еще не основали фонд, и у нас не было ни малейшего представления о том, как инвестировать деньги, чтобы сделать жизнь людей лучше. Однако сцены, которые нам пришлось увидеть, было просто невозможно забыть. Помню, как, выехав за черту одного города, я заметила беременную женщину, которая тащила на спине еще одного ребенка, а на голове – кучу дров. Было видно, что она прошла довольно приличное расстояние без какой-либо обуви, в то время как мужчины, которых я встречала на своем пути, ходили в шлепанцах и курили сигареты. Никаких дров на их головах не было, как и детей, висящих по бокам.

Чем дальше мы проезжали, тем чаще встречали женщин с тяжелой ношей, и мне хотелось побольше узнать об их жизни.

После возвращения из Африки мы с Биллом устроили небольшой ужин у себя дома для Нэн Кеохейн, которая на тот момент была президентом Университета Дьюка. Тогда я очень редко устраивала подобные мероприятия, но была рада, что решилась на это. Один ученый во время ужина рассказал нам о том, что огромное количество детей умирает от диареи в бедных странах, и о том, как оральная регидратационная соль может спасти им жизнь.

Через некоторое время один из коллег предложил нам ознакомиться с Докладом о мировом развитии за 1993 год . В нем говорилось, что огромное число летальных исходов можно было предотвратить с помощью низкозатратного вмешательства, но люди были лишены даже этого. Никто не считал своим долгом обеспечить население такой мелочью.

Затем мы с Биллом прочитали душераздирающую статью Николаса Кристофа для «Нью-Йорк Таймс» о том, как миллионы детей в развивающихся странах умирают от диареи. Все, что мы слышали и читали, было на одну и ту же тему: дети в бедных странах умирали от тех болезней, от которых в США не умирают.

Порой новые факты и идеи не привлекают внимания, пока не услышишь о них сразу из нескольких источников. Только тогда части головоломки начинают складываться в единую картину.

По мере того как мы читали об умирающих детях, чьи жизни можно было спасти, мы с Биллом начали задумываться: можем ли мы что-то с этим сделать?

Удивительно, насколько мало внимания уделяло всему этому мировое сообщество. В своих выступлениях Билл использовал в качестве примера авиакатастрофу. Когда разбивается самолет, погибает триста человек, и ужасная новость появляется во всех газетах. Это трагедия для всех семей погибших. Но в тот же самый день может погибнуть тридцать тысяч детей в Африке, это тоже трагедия для их семей, но ни одна газета об этом не напишет. Мы не знаем об этих детях, потому что дело происходит в бедных странах, а то, что происходит в бедных странах, не привлекает особого внимания богатых стран. Этот факт стал самым большим ударом по моей совести: миллионы детей по всему миру прямо сейчас умирают из-за бедности, но из-за той же бедности мы о них ничего не слышим.

Именно тогда мы начали работать в области всемирного здравоохранения. Мы начали понимать, как именно можем повлиять на ситуацию. Спасение детей стало той целью, которая положила начало нашей работе в международных масштабах.

Первым делом мы вложили большие деньги в вакцинацию. Мы были в ужасе, узнав, что вакцинам, разработанным в США, требуется от 15 до 20 лет, чтобы добраться до развивающихся стран, а болезни, которые убивают детей в этих странах, не входят в область интересов наших ученых, занимающихся разработкой вакцин. Мы впервые осознали, что бывает, когда рыночный стимул, заставляющий правительство обеспечивать детей из неблагополучных слоев населения всем необходимым, отсутствует. Миллионы детей умирают.