Тата Кальницкая - Без фильтров. Истории, которые делают нас живыми

За пять минут до начала мы с мамой зашли в комнату рядом с актовым залом, где все красились и репетировали роли. Я уже была загримирована и одета в абсолютно ужасно-страшный костюм настоящей Бабы-Яги, который мы сделали из всего, что нашлось в доме. А мои сжатые губы отчетливо давали понять, что повторять свои слова я точно сейчас не буду. Я приготовилась и точно не собиралась проигрывать.

Начался спектакль, ребята постепенно выходили на сцену, и чем меньше оставалось в комнате человек, тем сильнее становился мой страх. Пропадал голос, лицо побледнело так, что тени на нем смотрелись ужасающе, а в одном месте на ладошке даже проступила кровь. И тут в комнату вбежал Ким.

Я не знаю, как точно устроены дети, но определенно лучше и продуманнее взрослых. Никаких громких слов и пафосных напутствий. Он просто меня крепко-крепко обнял. Вот и все.

Когда пишу эти строки, я плачу. Мне так хочется, чтобы каждый хотя бы раз в жизни в момент такого страха ощутил, как его обнимает человек, который верит в вас безусловно, ради которого не нужно выигрывать.

P. S. Спектакль прошел отлично. Нам громко хлопали и даже дарили цветы, а через две недели на Первом канале вышел сюжет про наш сад-школу и спектакль. И единственным персонажем, которого показали, оказалась Баба-Яга. Не потому, что сыграла она лучше всех, а потому что для нее одной это был не просто спектакль.

МНЕ ТАК ХОЧЕТСЯ, ЧТОБЫ КАЖДЫЙ ХОТЯ БЫ РАЗ В ЖИЗНИ В МОМЕНТ ТАКОГО СТРАХА ОЩУТИЛ, КАК ЕГО ОБНИМАЕТ ЧЕЛОВЕК, КОТОРЫЙ ВЕРИТ В ВАС БЕЗУСЛОВНО, РАДИ КОТОРОГО НЕ НУЖНО

М не кажется, что наши детские комплексы постоянно живут с нами. Но мы боимся не барабашек под кроватью, не темноты и не шорохов. На самом деле наш самый большой страх, который пробирает нас до самого нутра, – это проснуться в постели с человеком, который нас не любит. Но которого любим мы.

Эта история началась, когда мне было около двадцати двух лет. Тот самый возраст, когда нам кажется, что мы уже неплохо разбираемся в жизни и потому можем смотреть на остальных людей чуть свысока. У нас уже есть работа, деньги и даже немного личной власти. Совсем немного. Например, мы можем пойти в клуб и нам не нужно отчитываться перед мамой, во сколько мы вернемся. Все-таки не так уж и мало, правда?

Я работала в издательстве, имела должность, выпускала неплохие проекты и, как мне казалось, являлась безоговорочной хозяйкой своей судьбы. Детские комплексы отошли в сторону, размер носа волновал гораздо меньше, а брови я разделила. Теперь я имела грудь, умение накладывать макияж так, чтобы скрыть недостатки, и острый язык. Я долго его тренировала, и все потому, что когда растешь не самой популярной девочкой, отчетливо понимаешь: добиться своего возможно не мытьем, так катаньем.

Красота, безусловно, важна, но остроумие и харизма – гораздо важнее. Чтобы стать такой, мне потребовались годы тренировок и практики.

Я выписывала самые необычные и сложные речевые обороты из книг, подслушивала их и не пропускала ни одной юмористической программы. Отдельный блокнот, в котором хранились мои сокровища, всегда находился под рукой. Я говорила выученные перед зеркалом фразы в компаниях, наблюдала за реакцией, ловила улыбки, терпела насмешки. Это был один из лучших периодов, ведь всем нам на самом деле интересны только мы сами.

Мы спрашиваем, как дела, надеясь, что в ответ нас спросят о том же, и мы сможем рассказать о себе. Но если у вас никто ни о чем не спрашивает? Тогда вам остается только наблюдать.

Мне исполнилось двадцать два, я уже нравилась парням, за спиной имелась одна история любви, и я верила, что теперь-то уж точно понимаю в отношениях. Настолько много понимаю, что не ищу их, а посвящаю себя работе. Вот только на работе на мои призывно-красные губы никто не обращал внимания. Поэтому я завела аккаунт в Тиндере.

КРАСОТА, БЕЗУСЛОВНО, ВАЖНА, НО ОСТРОУМИЕ И ХАРИЗМА – ГОРАЗДО ВАЖНЕЕ.

ЧТОБЫ СТАТЬ ТАКОЙ, МНЕ ПОТРЕБОВАЛИСЬ ГОДЫ ТРЕНИРОВОК И ПРАКТИКИ.

В один из зимних дней, когда отсутствие личной жизни давило сильнее, чем низкое темное небо над головой, на мой «лайк» откликнулся Он. Мистер И. Мэтч. В ответ я написала пару ярких фраз, как мне казалось, весьма остроумных, и один вопрос: «Что ты делаешь сегодня вечером?» Мы, девушки, всегда намного инициативнее и смелее, когда парень нам еще не слишком сильно нравится, да? Цвет неба становился все мрачнее, как и перспектива провести очередной вечер на работе, пусть и любимой.

Мы встретились в тот же день. В маленьком тесном кафе недалеко от моей работы, посетителями которого являлись такие же никому не нужные сердца, в одиночестве выпивающие дежурную чашечку кофе за двести рублей и затем возвращающиеся в свои пустые квартиры.

Я не помню, о чем мы говорили, помню только, как промокнула подкрашенные ярко-красной помадой губы бумажной салфеткой и, оставив ее на столе, вышла в туалет. Когда я вернулась, на столе не осталось ни салфетки, ни счета, а мистер И улыбался мне во все тридцать два зуба. И в этот момент я поняла, что безнадежно влюбилась. В смешную улыбку, в оттопыренные уши и медвежью неловкость движений. Этот вечер просто не мог закончиться. Так я решила.

Мы вышли на улицу, и низкое небо уже не давило, как будто стало светлее и выше. Этот бой с одиночеством я выиграла, и оно отступило.

«А хочешь, я открою тебе секрет?» – полушепотом спросила я.

Я знала, что он ответит, и он это тоже знал.

Мы сели в машину, я показала ему места, которые были мне по-особому дороги и о которых я не рассказывала никому. МОИ места.

Смотровую площадку возле РАН, но не ту, где обычно толпились туристы, а в стороне. Когда стоишь на ней, под твоими ногами открывается вид на третье транспортное кольцо. Справа Москва-Сити, а слева церковь.

Эклектика во всем ее великолепии. Единство и борьба противоположностей.

Я часто приезжала туда по утрам, где-то около шести-семи, раскладывала стульчик и долго смотрела на Москву. Мне не требовалось там говорить или писать. Вообще не требовалось ничего. Там не существовало давящего неба, комплексов и страхов. Только город и я. Мы были одновременно такие разные и совершенно одинаковые в своем безумии и разрозненности, но главное, мы были едины.

Я показала мистеру И укромный уголок на набережной Тараса Шевченко. Там город отражался в реке и совсем не было людей. Москва-Сити, церковь, река и мы.

Я показала мистеру И все. Для меня это значило даже больше, чем признание в любви. Я открыла ему свою душу.

Я не чувствовала стыда и смущения, не жалела и не думала, зачем. В детстве мама всегда говорила мне: «Не бойся любить, не любить намного страшнее». Даже если мистер И не влюбился бы в меня тогда, все равно та ночь стала бы самой прекрасной, и я о ней никогда бы не пожалела.