Лу Андреас-Саломе - Фридрих Ницше в зеркале его творчества
- Название:Фридрих Ницше в зеркале его творчества
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:неизвестно
- Год:неизвестен
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Ваша оценка:
Лу Андреас-Саломе - Фридрих Ницше в зеркале его творчества краткое содержание
Луиза (Лу) Андреас-Саломе (12.02.1861 — 05.02.1937) — Поэт, психоаналитик, философ, публицист. Муза величайших людей рубежа 19–20 веков.
Лу Андреас-Саломэ по праву принадлежит роль одной из самых исключительных женщин в истории Европы. Такой «коллекции» потерявших голову знаменитостей не встретишь более ни в одной женской биографии: Лу была «Великой Русской революцией» в жизни Ницше, ее боготворил и воспевал Рильке, ею восторгался Фрейд, ее собеседниками были Ибсен и Толстой, Тургенев и Вагнер, с ее именем связывают самоубийства Виктора Тауска и Пауля Рэ. «Она — воплощенная философия Ницше», — говорили о ней ее современники, и, как утверждают многие биографы, именно она стала прообразом ницшеанского Заратустры. Известный немецкий писатель Курт Вольф утверждал, что «ни одна женщина за последние 150 лет не имела более сильного влияния на страны, говорящие на немецком языке, чем Лу фон Саломе из Петербурга»…. Лу — имя придуманное первым влюбившимся в нее мужчиной, голландским пастором Гийо, читавшим лекции в Петербурге, оно принесло ей впоследствии мировую известность. Она родилась в Санкт-Петербурге в 1861 году. Младший ребенок генерала Густава фон Саломе, потомственного дворянина. В 1830 году Николай I жалует ее отцу, за боевые заслуги, в дополнение к французскому дворянству еще и наследуемое русское. В 1880 г. Лу в сопровождении матери едет в Швейцарию, слушает университетские лекции — как и многие другие русские девушки того периода (в Российской Империи в тот период не существовало высшего образования для женщин). В связи со слабым здоровьем переезжает в Рим, где попадает в салон Мальвиды фон Мейзенбух, приятельницы Гарибальди, Вагнера, Ницше, воспитательницы дочери Герцена. В салоне Мальвиды фон Мейзенбух Лу заводит знакомство с одним из его посетителей, другом Ницше, философом Пауль Реё. Вскоре они начинают испытывать духовное единство друг с другом. Девушка предлагает Реё проект создания своеобразной коммуны с целомудренным житием, в которую бы входили молодые люди обоих полов, желающие продолжить образование. Она предлагает снять дом, где у каждого была бы своя комната, но у всех — общая гостиная. Немец Реё воодушевляется идеей. Вскоре Пауль Реё просит Лу выйти за него замуж. Саломе отказывает ему, предлагая остаться друзьями. С коммуной ничего не выходит. Реё и Саломе отправляются в длительное путешествие, посещают Париж, Берлин. В 1882 г. Реё знакомит Саломе со своим другом Фридрихом Ницше, который покоряется и её интеллектом, и красотой. На свет появляется дружеская «троица», занимающаяся интеллектуальными беседами, сочинениями и путешествиями. Ницше также просит руки Лу, и также получает отказ. Вопрос отношений между Ницше и Лу Андреас-Саломе до сих пор остаётся нераскрытым, что привело к формированию большого количества легенд и предположений об их совместной жизни. Примерно в это время 21-летняя Саломе фотографируется вместе с Реё и Ницше, запряженными в повозку, которую она погоняет кнутом. Ницше почитал Саломе, как самую умную, из всех встреченных им людей, и, как утверждают современники, использовал её черты в создании своего «Заратустры». На стихи Саломе Ницше пишет музыкальную композицию «Гимн к жизни». Вскоре они расстаются, благодаря сестре Фридриха. Сестра Ницше Элизабет занимает резко агрессивную позицию по отношению к девушке, возникает конфликт, и Лу остаётся наедине Реё. Ницше умирает через 8 лет в психиатрической клинике, так ни разу в своей жизни не женившись. В 1886 г. Саломе знакомится с Фридрихом Карлом Андреасом университетским преподавателем, занимающимся восточными языками. Фридрих Карл Андреас был на 15 лет старше Лу и твердо хотел сделать ее своей женой. Чтобы показать серьезность своих намерений, он предпринимает попытку самоубийства на ее глазах (вонзает себе в грудь нож). После долгих раздумий Лу соглашается выйти за него замуж, но с одним условием: они никогда не вступят в сексуальные отношения. В течение 43 лет, прожитых вместе, как утверждают биографы, тщательно изучившие все её дневники и личные документы, этого так никогда и не случилось.
В 1901 г. погибает Пауль Реё в горах, без свидетелей. Невыясненным остается, был ли это суицид или несчастный случай. В 1892 году, Лу Андреас-Саломе все же вступает в романтические отношения с мужчиной. Этим счастливцем оказался Георг Ледебур, один из основателей социал-демократической партии в Германии и марксистской газеты «Форвартс», в будущем — член рейхстага. Но вскоре утомившаяся скандалами и с мужем (который пытается покончить с собой) и с любовником, Лу бросает их обоих и в 1894 г. уезжает в Париж. Там одним из её многочисленных избранников становится писатель Франк Ведекинд. Несмотря на многочисленные предложения руки и сердца от ее поклонников, она не помышляет о разводе и всегда первая бросает своих мужчин. В этом же 1894 году, литературная деятельность приносит ей известность. В 1897 г. 36-летняя Саломе знакомится с начинающим поэтом, 21-летним Райнером Марией Рильке. Она берет его с собой в две поездки по России (1899, 1900), учит русскому языку, знакомит с произведениями Достоевского и Толстого. В перерывах между путешествиями Рильке, как и другие возлюбленные Лу, живёт вместе с ней и Андреасом в их общем доме. Он посвящает Лу свои стихи, и по её совету меняет своё «женственное» имя — «Рене» на более жёсткое — «Райнер». Лу оказывает на Рильке большое влияние, меняется даже его почерк и становится практически неотличимым от её манеры писать. Рильке, как и другие любившие ее мужчины, просит Лу о разводе с мужем. После четырех лет совместной жизни, Андреас-Саломе уходит от поэта. Рильке и Лу Андреас-Саломе останутся друзьями на всю жизнь. До самой его смерти в 1926 г. бывшие любовники переписываются с друг другом. В 1905 г. служанка Фридриха Карла Андреаса рождает ему дочь. Лу оставляет внебрачного ребёнка в доме, и наблюдает за своими реакциями с дотошностью психоаналитика. Через несколько лет она её удочерит. Именно Мари останется с ней у смертного одра. В 1911 г. Лу принимает участие в работе Международного психоаналитического конгресса в Веймаре, где знакомится с Фрейдом. Они становятся друзьями на всю следующую четверть века. Фрейд, со свойственной ему чуткостью, не заявляет на неё собственнических претензий, что и позволяет их отношениям существовать длительное время. Впрочем, к тому времени ей исполняется уже 50 лет. Лу Андреас-Саломе овладевает психоанализом и входит в круг ближайших учеников Фрейда. Её нашумевшая книга «Эротика» выдержала в Европе 5 переизданий. В соавторстве с Анной Фрейд она задумывает учебник о детской психике. С 1914 Андреас-Саломе начинает работать с больными, оставив ради науки беллетристику (ею написано порядка 139 научных статей). Поселившись вместе с мужем в Гёттингене, она открывает психотерапевтическую практику и много трудится. Лу Андреас-Саломе умерла 5 февраля 1937 года в своем доме под Геттингеном. К счастью, ей не довелось увидеть, что сделало время с ее любимым учителем Фрейдом. В 1938 году фашисты оккупировали Австрию, конфисковав издательство Фрейда, его библиотеку, имущество и паспорт. Фрейд стал фактически узником гетто. Только благодаря выкупу в 100 тысяч шиллингов, который заплатила за него его пациентка и последовательница принцесса Мария Бонапарт, его семья смогла эмигрировать в Англию. Фрейд был уже давно смертельно болен раком челюсти, и в сентябре 1939 года по его просьбе лечащий врач сделал ему два укола, которые и прервали его жизнь. Не узнала Лу Саломе, что четыре сестры Фрейда, которых она нежно любила, погибли в немецком концлагере. Не узнала она и того, что в советском ГУЛАГе закончили свои дни ее родные племянники и двое ее братьев. «…Какие бы боль и страдания ни приносила жизнь, мы все равно должны ее приветствовать, — писала Лу Андреас-Саломе в свои последние годы. — Солнце и Луна, день и ночь, мрак и свет, любовь и смерть — и человек всегда между. Боящийся страданий — боится радости». Ницше не ошибся в своей Заратустре…
Фридрих Ницше в зеркале его творчества - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не раз мучительная жажда выздоровления приводила Ницше к новым идеям. Но стоило ему отразить себя в них, ассимилировать их своей собственной силой — как его охватывала новая горячка, тревожно толкающая избыток его внутренней энергии, который, в конце концов, направлял жало против него самого, делая его больным самим собою. «Только избыток силы есть доказательство силы», — сказал Ницше в предисловии к «Сумеркам Богов»; — в этом излишке сила его сама создает себе страдания, изводит себя в мучительной борьбе, возбуждает себя к мукам и потрясениям, которыми обусловливается творчество духа. [2] «Может ли влечение к жестокому, страшному, злому, загадочному исходить из довольства, из полноты, даже избытка здоровья?.. Бывают ли вопрос для психиатров — неврастеники здоровья?» (Опыт самокритики к новому изданию «Рождение трагедии из духа музыки»).
С гордым восклицанием: «что не убивает меня, то делает меня сильнее!» («Сумерки Богов»), — он истязает себя не до полного изнеможения, не до смерти, а как бы нанося себе болезненные раны, в которых он так нуждался. Этот поиск страдания проходит через всю деятельность Ницше, образуя истинный источник его духовной жизни . Лучше всего это выразилось в следующих словах: «Дух есть жизнь, которая сама же наносит жизни раны: и ее собственные страдания увеличивают ее понимание знали ли вы уже это раньше? И счастье духа заключается в том, чтобы быть помазанным и обреченным на заклание — знали ли вы уже это?.. Вы знаете только искры духа: но вы не видите, что он в то же время и наковальня, и не видите беспощадность молота!» («Так говорил Заратустра»).
«Упругость души в несчастии, ее ужас при виде великой гибели, ее изобретательность и мужество в том, как она носит горе, смиряется и извлекает из несчастия всю его пользу, и, наконец, все, что ей дано, глубина, таинственность, притворство, ум, хитрость, величие — разве это дано ей не среди скорбей, не в школе великого страдания?» («По ту сторону Добра и Зла»). Ницше всякий раз нужно, чтобы душа пламенела для того, чтобы получить ясность и яркий свет познания, но пламень этот никогда не должен превращаться в благотворную теплоту, а должен ранить сжигающими и сверкающими огнями.
Эта необыкновенная способность уживаться заново с самым тяжелым насилием над собой, осваиваться с каждым новым пониманием вещей существовала как бы для того, чтобы разлука со вновь приобретенным делалась с каждым разом все более потрясающей. «Я иду! Сожги свою хижину и иди мне навстречу!» — повелевает ему дух, и упрямой рукой он вновь и вновь лишает себя крова и идет в темницу, навстречу приключениям, с жалобой на устах: «Я должен снова подняться на ноги, на усталые, израненные ноги: но я вынужден это сделать, и на самое прекрасное, не имевшее силы удержать меня я оглядываюсь злобным взором — именно потому, что оно не смогло удержать меня!» («Веселая наука»). Как только ему становилось отрадно среди какого-нибудь миросозерцания, на нем самом исполнялось его же пророчество: «Кто достиг своего идеала, тот тем самым и перешагнул через него» («По ту сторону Добра и Зла»).
Перемены воззрений, склонность к метаморфозам лежат в самой глубине философии Ницше и как бы образуют лейтмотив его системы познания. «Мы бы не дали себя сжечь за свои убеждения», — сказано в «Страннике и его тени», «мы не настолько уверены в них. Но, быть может, мы пошли бы на костер за свободу иметь мнения и иметь право менять их». В «Утренней заре» этот взгляд отражен в следующих прекрасных словах: «Никогда ничего не утаивать, не скрывать от себя того, что может быть сказано против твоей идеи. Это ты должен обещать самому себе! Это первый долг честного мыслителя. Нужно каждый день вести крестовый поход против самого себя. Победа и завоевание крепости уже касаются не тебя, а истины — но и твое поражение не должно смущать тебя!». Заглавием к этим мыслям служат слова: «насколько мыслитель любит своего врага». Но эта любовь к врагу исходит из смутного предчувствия, что во враге скрывается, быть может, будущий союзник и что только побежденного ждут новые победы: она исходит из предчувствия, что однообразный мучительный процесс внутренних метаморфоз составляет необходимое условие всякого творчества. «Дух спасает нас от полного нетления и превращения в обгоревший уголь. — Спасаясь от огня, мы шествуем, побуждаемые духом, от мнения к мнению, — как благородные предатели всего на свете» («Человеческое, слишком человеческое»). — «Мы должны стать предателями, совершать измены, покидать свои идеалы». («Человеческое, слишком человеческое»). Этот одинокий человек должен был умножаться, распадаться на множество мыслителей по мере того, как он замыкался в самом себе; — только таким образом он мог жить духовной жизнью. Влечение к насилию над самим собой было своего рода стремлением к самосохранению; только погружаясь во все новые муки, он спасался от своих страданий. «Я неуязвим только в моей пяте!… И только там, где есть гробы, возможно воскресение!.. Так пел Заратустра» — «тот, которому жизнь однажды открыла следующую тайну: „смотри“, — сказала она, — я — то, что должно быть всегда побеждаемо». [3] Вследствие этого влечения Ницше превращался более, чем сам этого желал, в «Дон-Жуана познания», которого он следующим образом характеризовал («Утренняя заря»): «он умен, предприимчив и с наслаждением заигрывает с истиной, охотится за ней, преследуя ее до самых высоких и далеких звезд познания до тех пор, пока уже ничего не остается, за чем бы охотиться, кроме поставляющего неизбежно страдание. Таким образом, ему хочется в конце концов познать ад — это последнее увлекающее его познание. Быть может, оно так же разочарует его, как все, что познано! И тогда пришлось бы ему стоять среди вечности, будучи прикованным к разочарованию и превратившись самому в каменного гостя, с жаждой вечерней трапезы познания, которая никогда более уже не выпадет на его долю! Ибо во всем мире предметов уже нет куска, который можно было бы предложить в пищу этому голодающему».
Мучительное сознание собственного несовершенства влекло его к идеалу: «Наши недостатки — глаза, которыми мы можем увидеть идеал» («Человеческое, слишком человеческое»). Я прибавляю к этому три афоризма, которые он однажды написал для меня и в которых его миросозерцание отразилось с особой резкостью:
«Противоположностью героического идеала является идеал гармоничного, всестороннего развития, — прекрасный и крайне желательный контраст! Но это идеал только вполне хороших людей» (например, Гете). [4] Тут Ницше понимает Гете совершенно иначе, чем несколько лет спустя в («Сумерках Богов»). Здесь он еще видит в нем антипода своей собственной негармоничной натуры, а впоследствии он усматривал в нем глубоко родственный дух, который не был гармоничным по природе, а создал сам свою гармоничность переделав себя и принеся в жертву свое прежнее «я».
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
