Владимир Андреев - Моря и годы (Рассказы о былом)

Началось изучение бывших тогда на вооружения мин 1908 и 1912 годов, бесхитростных по конструкции, но внушительных по разрушительной силе.

Торпедным оружием мы занимались под руководством Добровольского, воспитанника самого Л. Г. Гончарова — профессора Военно-морской академии, авторитетнейшего на флоте ученого в области развития боевых средств на море и средств борьбы с ними. Добровольский ваял на себя все вопросы, связанные с историей развития и теорией торпедного оружия. Изучение материальной части торпед и торпедных аппаратов шло под руководством лаборанта Осипова, а проще — дяди Яши, истинного «бога» торпедного дела.

Торпеда своей машиной и всем хозяйством, связанным с движением в водной среде, остроумной системой управления вертикальными и горизонтальными рулями меня просто приворожила. Это тебе не артиллерийский снаряд: вылетел из ствола и летит, неуправляемый. Торпеда, точно живое существо, сама держит направление сразу в двух измерениях и несет заряд более ста килограммов.

В нашем классе, как и на всем курсе, возникали жаркие дебаты. Спорили о преимуществах артиллерии и торпед. Артиллерия, безусловно, оружие надежное, но для нее надо строить линкоры, а вот торпедой можно стрелять с любого катера…

— С аэропланов бомбы бросают, а почему не могут бросать торпеды? — как-то мечтательно заявил Алферов.

Володя у нас был известный фантазер — то у него «икс-лучи», то теперь с аэропланов торпеды кидать собирается.

Однако споры спорами. А как решить, кем быть? Вот жгучий вопрос вопросов, который вставал перед нами…

Нашему классу посчастливилось: практику по артиллерии, то есть комендорские стрельбы, будем проходить на знаменитой канонерской лодке «Красное Знамя»; ранее носившей наименование «Храбрый». Знаменит этот корабль был боями в Рижском заливе, в Моонзунде, с превосходящими силами кайзеровских миноносцев. В этих боях он неизменно добивался успеха.

Экипаж канонерской лодки, от командира до любого комендора, был подобран из мастеров своего дела. Это они вместе с другими отважными матросами Балтики не пустили в Финский залив кайзеровский флот, призванный русскими капиталистами для подавления революционного питерского пролетариата. Вот на каком корабле предстояло нам проходить практику.

С почтительным трепетом всходили мы на его борт. Как всегда, практика началась с изучения корабля. По вооружению с нами занимался корабельный артиллерист. По устройству корабля — старший механик.

…Лето. Жара. Занятия проходят на верхней палубе, в тени надстройки. Механик рассказывает нам историю строительства корабля. Речь его обстоятельная, ровная, каждое слово к месту.

— Поди, скучно много лет служить на одном корабле? — задает вопрос Виктор Герасимов.

— Почему скучно? Это же для меня родной дом. Разве может быть скучно в таком доме! Два года назад предлагали мне перейти на «Комсомолец» старшим механиком. Категорически отказался. Заявил, что до последних дней жизни буду на родном корабле, где горя и радостей было вдосталь, и дороже в морской нелегкой службе у меня ничего нет…

Начались комендорские стволиковые стрельбы 37-миллиметровыми снарядами. Когда в ствол большого калибра вставляется ствол под 37-миллиметровый снаряд, работают оба наводчика — замочный и заряжающий. Щит площадью 25–30 квадратных метров буксируется на расстоянии 10–12 кабельтовых. Оценка число попаданий. Так, пара за парой, мы и стреляли. Лучше всех стреляли Романовский с Горевым.

Однажды объявили: завтра в Копорской губе по плану учения канонерская лодка должна высаживать десант, в десант идут курсанты. Старшиной одного из двух корабельных гребных катеров назначили меня.

…Раннее утро. Штиль. Скоро пойдем высаживать десант. Встал на кнехт, чтобы еще раз проверить, как все закреплено в вываленном за борт катере. И вдруг… точно кто-то стукнул по ногам — и я лежу на верхней палубе. Ничего не понимаю. Корабль продолжает движение. С мостика раздается голос старпома Карпова:

— Аварийная тревога!

Канонерская лодка замедляет ход, а затем и вовсе останавливается. На корабле мы люди временные, поэтому по всем тревогам у нас одно место — на верхней палубе по правому борту, в районе кожуха дымовой трубы. Быстро построились. Видим: с поразительной быстротой для его лет старший механик ныряет то в один отсек, то в другой. Вот он с необычайным проворством вылезает уже из котельного отделения и скрывается в машинном. Чувствуем: дифферент на нос увеличивается. За бортом вода как будто ближе к верхней палубе стала.

— Аварийной партии завести пластырь! Половина курсантов на пластырь! — командует Карпов.

Все работают без суеты, молча и быстро. В районе носовой части внизу слышны удары кувалд — стало быть, ставят подпоры или аварийные щиты. По нашему разумению, аварийное учение идет слаженно. Механик что-то негромко сказал Карпову, и он скомандовал:

— Всем курсантам переносные ручные помпы спустить в большой кубрик! Голос Карпова как будто несколько тревожен.

Не без затруднений спускаем помпы в кубрик. Но что это?! В кубрике полно воды, почти до колен. Ученье — понятно! Однако зачем напускать столько воды в кубрик? Непонятно… С помощью трюмных быстро пустили в дело помпы, отливные рукава протянули на верхнюю палубу через входной люк.

— На размахи встать по четыре человека! Работать что есть сил в три смены! Остальным откачивать воду ведрами по цепочке! — командует Карпов.

Работаем в бешеном темпе. Больше чем на пять, а то и на три минуты духу не хватает. Откуда-то в кубрике появился стармех. Осмотрел все углы, что-то прикинул:

— Молодцы ребятишки! Дело идет на лад. Прошу темпы не снижать. Повышать можете сколько сил хватит, а снижать ни в коем случае!

Работаем без устали. Воды в кубрике стало наполовину меньше. Чуть снизим темп, она опять откуда-то прибавляется. Снова нажимаем. Чувствуем, корабль медленно движется вперед. Сверху ребята передали: идем курсом на Кронштадт.

Уже несколько пасов мы работаем на откачке воды, а внутри корабля трудятся аварийные партии, оглашая его звуками кувалд. Нигде никакой нервозности. Тон всему задают вездесущий старший механик и старпом.

Даже тогда, когда па подходе к Кронштадту к кораблю приблизились буксиры, а один, ошвартовавшись у борта, стал своими водоотливными средствами откачивать воду, когда из кубрика вода ушла и перестали работать па ручных помпах, мы все еще считали — проводится аварийное учение. И только когда корабль был экстренно поставлен в док и мы увидели размеры повреждений от посадки его на не обозначенную на карте «сахарную голову», поняли, в каком тяжелом положении он находился и что не случилось с ним самого большого бедствия только благодаря старшему механику, отлично знавшему свой корабль, до последнего винтика и заклепки, благодаря распорядительности, хладнокровию, выдержке командного состава и великолепной выучка экипажа.