Владимир Андреев - Моря и годы (Рассказы о былом)

Посоветовавшись, решили идти в залив Стрелок. «Геркулес» следовал в кильватер.

Ветер немного стих. Волна слегка поубавилась. Вошли в залив Стрелок совсем благодать наступила. Но в бухтах никого не оказалось. Повернули вправо, чтобы осмотреть бухту Абрек, и разом несколько наблюдателей доложили:

— В бухте стоит «Красный вымпел».

Все с облегчением вздохнули. Приблизившись, увидели, что на палубе корабля ни души. Подошли еще ближе. Викторов берет мегафон:

— На «Красном вымпеле»! Командира наверх!

На палубу выскочил Барбарин.

— Корабль в порядке?

— Так точно.

— Сейчас же сняться с якоря и следовать в базу!

— Как был Барбарин анархистом, так и остался им, — в сердцах произнес Михаил Владимирович.

В базу мы пришли часом позже «Красного вымпела».

Вахтенный начальник доложил, что через пять минут спуск флага. Горнист заиграл «зорю». На палубе и мостике все стали «к борту», застыв в положении «смирно» и провожая глазами медленно спускающийся флаг. Ритуал подъема и спуска флага величествен и суров. Он прекрасен по своему содержанию: встреча с морским знаменем корабля и прощание с ним.

Уходя с корабля, начальник Морских сил приказал объявить, экипажам «Томска» и «Геркулеса» благодарность за отличные действия и дать два дня отдыха.

Такой была новогодняя ночь и первый день нового, 1933 года. К счастью, все обошлось благополучно. А это, если верить народной примете, было залогом того, что предстоящий год будет хотя и трудным, но благоприятным.

В один из сентябрьских дней 1933 года вместе с флагманским связистом Парийским и флагманским механиком Соколовым я был вызван к Басистому.

— Доложите, в каком состоянии находятся боевые части заградителя «Эривань», подчиненные вам как специалистам, можно ли послать «Эривань» в поход до де-Кастри с членом Военного совета Морских сил Дальнего Востока Булыжкиным? Хоть стоит осень — пора на Японском море приятная, — но от туманов и штормов гарантий нет.

Мы подробно доложили Басистому обо всем.

Выслушав нас, Николай Ефремович задал последний вопрос:

— Сколько потребуется времени, чтобы подготовить «Эривань» к походу?

— Трое суток, — за всех ответил Соколов. Басистый взял телефонную трубку и позвонил, комбригу:

— Докладывает начальник штаба. По всем боевым частям «Эривань» в порядке. На приемку угля, грузов и приборку требуется трое суток. Прошу разрешения в поход послать флагманского штурмана и связиста. — И тут же обратился к нам: — Разговор слышали? Действуйте. Ход подготовки докладывать вместе с утренним рапортом, все неотложное — в любое время суток.

Мы с Парийским чуть не задохнулись от радости; сбудется наша мечта, побываем в самом дальнем северном районе Японского моря, в Татарском проливе!

К походу готовились как к большому празднику. Каждый хотел наконец-то увидеть все Японское море, а не только залив Петра Великого.

Вместе со штурманом «Эривани» Потапенко проработали маршрут, проложив его так, чтобы можно было изучить берега Приморья.

Настал день выхода. На корабль прибыли А. А. Булыжкин и сопровождавшие его лица вплоть до прокурора флота. Булыжкин, обойдя строй, поздоровался с командой. На реях подняли сигнал, запрашивающий разрешение на выход. Ha главном сигнальном посту вскоре появились позывные «Эривани» и «Добро». Отданы швартовы. Брашпиль выбрал якорь, и мы вышли в море.

Погода благоприятствовала нам, видимость была отличная. На верхний мостик поднялся Булыжкин. Командир корабля Тихон Андреевич Новиков рассказывал ему обо всем увиденном на море, о заливе Петра Великого.

Булыжкин — старый большевик, в прошлом питерский рабочий. Невысокого роста, подтянутый, с приветливым, открытым русским лицом, слегка тронутым оспой, с внимательным взглядом, он как-то сразу располагал к себе. Держался Булыжкин просто, охотно слушал собеседника, не стеснялся расспрашивать.

— Рассказываете вы увлекательно. А сами, поди, скучаете по Балтике, по миноносцу, которым там командовали? — обратился Булыжкин к Новикову.

— Это правда, по миноносцу скучаю. Но, думается, не за горами то время, когда и на Тихом океане будут не только сторожевики. Мечтаю покомандовать здесь более современными кораблями…

— Ваша откровенность и мысли о флоте мне по душе. Правильный разговор. Одного не пойму: почему до сих пор бобылем живете? Ко многим командирам уже прибыли семьи. А ваша семья не едет. Или расстаться с Ленинградом не хотят?

Лицо Тихона Андреевича посуровело.

— Им легко, у них детей нет, а у меня две девочки. Подавай им школы музыки и танцев…

Оба собеседника удобно примостились на тумбе главного компаса, и я стал невольным свидетелем их разговора.

— А что думает штурман Андреев, о чем он мечтает? — обратился ко мне Булыжкин.

— О чем думаю? С веревочными лагами точности плавания в Японском море, изобилующем водорослями, не добьешься. На заградителях нужно обязательно иметь электролаги и гирокомпасы.

— Ну это, так сказать, проза. Неужели нет у вас заветной мечты?

— Есть, да еще какая! Обойти все советское дальневосточное побережье. Без этого настоящим тихоокеанцем не станешь.

— И только?

— Почему «только»! Самая моя сокровенная мечта, родившаяся еще на Балтике, — стать командиром эсминца нашего флота! Больше ничего мне в жизни морской не надо…

— А не мечтаете возвратиться на линкор, не сожалеете о переводе с «Марата»?

— «Марат» для меня был хорошей школой, его и товарищей, конечно, не забудешь. Но и здесь товарищи отличные, море интересное, работается с удовольствием. Лучших условий для того, чтобы стать настоящим моряком, и не придумаешь. Вот только плавание в тумане нелегко дается и выматывает. Но, как говорят в народе, «кто ночью дорогу найдет, тот днем не заблудится»…

Солнце скрылось за горизонтом. Корабль бежал, рассекая дышащее море, взбивая белую курчавую шипящую пену. Надвигалась ночь.

…Ночью занимались астрономией с корабельными курсантами, среди которых был и младший брат замечательного комиссара Военно-морского подготовительного училища Ковеля. Младший брат пошел по стопам старшего. Он заметно преуспевал в штурманских делах, великолепно ориентировался в звездном небе, уверенно владел секстаном, быстрее и лучше других решал астрономические задачи.

К полуночи астрономические наблюдения закончились. Наступило время «собаки» — вахты от 0 до 4 часов. На корабле почти все затихло. На море гладь. Луна еле-еле высвечивает вершины и глубокие скалистые морщины Сихотэ-Алиня. Лунная дорожка, как прожектор, медленно, точно боясь пропустить незамеченным хоть что-то плавающее, скользит по морской глади. Люблю я такие ночи на море! И отдых они дают и вдохновение, рождают какую-то душевную приподнятость.