Мршавко Штапич - Плейлист волонтера

Художественное оформление издания Юлии Девятовой

Издательство благодарит Banke, Goumen & Smirnova Literary Agency за содействие в приобретении прав

© Mršavko Štapić, текст, 2020

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2020

В поиски пропавших меня привели блядство и беспечность одного вице-премьера. В определенный момент своей жизни он решил присунуть восемнадцатилетней Гале – победительнице какого-то деревенского конкурса красоты: то ли мисс Смоленск, то ли мисс Брянск. Трахался он без гандона – за что и поплатился ребенком, зарегистрированным как безотцовщина на отличную от папиной фамилию, и вынужден был теперь втайне от жены обеспечивать жизнь «мисски» (гелик, квартира на Динамо, шмотки и другая труха).

Трахать Галю после родов, очевидно, было уже не так интересно – и, чтобы отвлечь ее от себя, он загрузил Галю работой. Так она стала председателем какого-то молодежного правительства, которое занималось непонятно чем, и владелицей пары бутиков, которые торговали всяким эксклюзивным, но никому не нужным тряпьем. Но недотраханной и – в сложившейся ситуации – несвободной девочке этого было мало. Тогда вице-премьер нашел продюсера, который пообещал замутить с ней программу на одном из федеральных телеканалов. Собственно, тут и понадобился редактор и сценарист в одном лице. В этот момент – хоть и ненадолго – в жизни экс-«мисски» появился я.

Продюсер был изрядным мудаком и был приведен вице-премьеру «по знакомству». Эта цепочка в целом логична: мудаки знакомы с мудаками, подсовывают друг другу мудаков и работают по мудацким принципам; логично также и то, что я как бы замкнул собою эту вереницу. Продюсер сделал всё, чтобы просрать все 80к баксов, которые ему дали на «пилот»: взяв себе 60, на остальные 20 он попытался максимально ярко оправдать трату денег – но прокололся. Во-первых, он предложил снять социальное ток-шоу с репортажами самой ведущей, то есть Гали. Нужно ли объяснять, что героиня всего-то и умела, что крутить своими худыми, но привлекательными бедрами, а этого умения для репортажа маловато? В принципе, я бы оценил, если бы Галя виляла своей крепкой задницей перед старшаками-детдомовцами. Это была бы истинная благотворительность, в духе благородных девиц, отдававшихся целым ротам солдат перед последним боем. Во-вторых, чувак явно не понимал, какой я сценарист и редактор. Хуевый – по всем показателям.

Я любил выпить, любил митинги, и хорошо сек в «социалке». Первый свой год в «ящике» я провел корреспондентом на программе про инвалидов. Героями моих репортажей были бравые летчики – прошедшие испанскую, финскую и Великую Отечественную войны два убойных деда из совета ветеранов, со своей фишкой: чтобы их никто не понимал, они переходили на испанский; «афганец», которому оторвало ноги, но он справился и стал депутатом Госдумы; ссущийся под себя алкоголик, «партизан»-чернобылец со страшным псориазом по всему телу; слепая от рождения девушка, которая обладала невероятным либидо, не ебалась только с мертвыми и при всяком удобном случае хватала мужиков за причиндалы, которые она как будто видела; глухие, которые мне подарили страшно крутые сюжеты – драки в полной тишине, разбавляемой легким хрустом челюстей и звуками тупых ударов. После я работал редактором на музыкальном шоу, так что Киркоров мог позвонить в час ночи и петь песню «Зайка моя», и я должен был это слушать, а я, в свою очередь, орал песню «Спасибо, родная», и это уже слушал Боярский, который сам того не желал, просто незаметно встал у двери первой студии «Останкино». Целый телесезон я писал шутки для самой несмешной программы с четырьмя ведущими женского пола. Каждый божий день я писал шутки, ни одну из которых в эфире они так и не произнесли нормально. Кроме того, я сделал еще 5–6 разных развлекательных проектов и еще десяток мероприятий, на которых в основном жрал фрукты и пил коньяк в гримерках.

В общем, я уже видел жизнь с разных ракурсов, поэтому фантазия у меня работала, но исключительно цинично. К тому же я понимал кое-что в телике, и сразу определил смерть грядущего проекта. Потому я, наверное, был последним, кому туповатый и жадный до усрачки мудак мог довериться. Тем не менее он доверился мне.

Я не сильно заморачивался с поиском темы. Тогда все СМИ стояли на ушах после образования волонтерского отряда по поиску пропавших. Прекрасное время империи, когда выяснилось, что в стране теряются люди и их вообще никто не ищет.

Подходящий для съемок сюжета случай подвернулся быстро, и в одно прекрасное ноябрьское утро мы сели в тачку продюсера, чтобы отправиться за 300 км от Москвы на поиски пропавшего вертолета. Вертушка пропала за неделю до, и шансов найти пилота живым не было; даже если бы он и выжил после падения, то замерз бы: в тверском лесу в ноябре довольно холодно.

«Легенда» была не очень интересной: пилот с малым налетом в одиночку решил метнуться на охотничью заимку; естественно, по старой русской традиции он не сообщил о вылете диспетчеру, поэтому отслеживали его уже после падения, и только по аварийному маячку, который, как показал поиск, почти бесполезен.

На опушке и вдоль дороги на протяжении метров трехсот стояли десятки машин волонтеров. Выделялся Hummer, который явно занимал лучшее место – у выезда с опушки, в самом центре, на небольшом бугре. Рядом толпились люди. Там, в середине столпотворения, мы нашли руководителей поиска: журналистку Риту Соловьеву и председателя отряда добровольцев Георгия Петрова. Риту я часто слушал в забавной программе на либеральном радио, где она была ведущей. Веселая обычно Рита резко контрастировала с мокрой Ритой на унылой опушке того, что в Твери называют лесом, а в остальном мире – болотом, поросшим деревьями. Где-то на этих ста квадратных километрах выработанного по большей части торфяника и лежал разбитый Robinson.

«Че, опять говорить надо будет?» – спросил Петров у Соловьевой, глядя на расчехлявшего камеру оператора. Поняв, что интервью давать не надо, Петров потерял интерес к нашей группе и вернулся к карте, на которой рисовал задачи для групп, то есть «координировал» поиск. «Для “России” снимаете? – спросила Соловьева. – Идите в поисковой группе. Большая просьба – на выходе покажите, что снимете. Ок?»

Нас быстренько затолкали в группу поисковиков, и уже через полчаса я, оператор и Галя в дорогом горнолыжном костюме ехали в «Ниве» по торфянику в компании какого-то кренделя, который считал себя экстрасенсом, и заебанного третьими сутками поисков, старшего в нашей группе, профессора физики Гущина.