Анна Файфилд - Великий Преемник. Божественно Совершенная Судьба Выдающегося Товарища Ким Чен Ына

Через несколько секунд на помост вышел еще более огромный рестлер, Боб Сэпп, в белой накидке с блестками и перьями. Одетый скорее для Марди Гра, чем для страны-изгоя.

«Рвать!» – завопил Андерсен, и они с Сэппом бросились на двух японских рестлеров куда более скромных габаритов.

Это было столь же экзотично и поразительно, как и все, что мне приходилось видеть в Северной Корее: американский фарс в стране с самой чудовищной на свете пропагандой. Зрители на трибунах, неплохо знакомые с показухой, довольно скоро сообразили, что происходящее на ринге тщательно срежиссировано и это больше спектакль, чем спорт. Поняв это, публика смеялась над кривлянием рестлеров.

А вот я никак не могла разобраться, что здесь понарошку, а что по-настоящему.

Минуло шесть лет с моего последнего приезда в эту страну. В тот раз я была здесь зимой 2008 г. с Нью-Йоркским филармоническим оркестром. Происходящее в той поездке показалось мне поворотным моментом в истории. Самый прославленный оркестр США играет в государстве, построенном на ненависти к Америке. Флаги двух стран, будто обрамление, стояли по бокам сцены, на которой музыканты исполняли «Американца в Париже» Джорджа Гершвина. «Может быть, какой-нибудь композитор в свое время создаст музыку под названием "Американец в Пхеньяне"», – сказал дирижер Лорин Маазель корейцам, сидевшим в зале. Затем оркестр сыграл «Ариран» – горестную корейскую песню о разлуке, которая явно растрогала даже этих тщательно отобранных пхеньянцев.

Но поворота не случилось.

В том же году «любимый руководитель» Ким Чен Ир перенес тяжелый инсульт, едва не лишивший его жизни. С этого момента северокорейский режим заботило только одно: чтобы устояла династия Ким. За кулисами прорабатывались планы передать власть младшему сыну Ким Чен Ира, которому тогда было всего 24.

Внешнему миру о коронации Ким Чен Ына объявят лишь спустя два года. Когда это случилось, некоторые аналитики надеялись, что новый лидер окажется реформатором. В конце концов, он получил образование в Швейцарии, путешествовал по миру, познакомился с капиталистической системой. Разумеется, он попытается что-то из увиденного там принести в Северную Корею.

Подобными ожиданиями сопровождался приход к власти в Сирии в 2000 г. офтальмолога Башара Асада, стажировавшегося в Лондоне, надеялись и на наследного принца Саудовской Аравии Мухаммеда ибн Салмана, который посещал Кремниевую долину и, придя к власти в 2017 г., разрешил женщинам водить машины.

В случае с Ким Чен Ыном сначала тоже были основания для надежд, как думал, например, Джон Делури, эксперт-китаист из сеульского Университета Ёнсе. Джон пытался найти признаки того, что молодой руководитель принесет Северной Корее реформы и процветание, как в Китае это сделал в 1978 г. Дэн Сяопин.

Преобладали даже более смелые надежды – на крушение системы. От Сеула до далекого Вашингтона многие аналитики и официальные лица смело предсказывали – когда шепотом, а когда и во весь голос – народные волнения, массовый исход в Китай, военный переворот, неминуемый крах режима. За всеми этими апокалиптическими спекуляциями стояла одна общая мысль: разумеется, диктатура не сможет пережить передачу рычагов третьему поколению династии Ким, тем более если этому Киму 20 с небольшим, он учился в престижных европейских школах, фанатеет по «Чикаго буллз» – и не имеет, насколько известно, никакого военного или чиновнического опыта.

Виктор Чха, главный переговорщик с Северной Кореей в администрации Джорджа Буша – младшего, предсказывал на страницах The New York Times , что режим рухнет через несколько месяцев, если не недель.

Пожалуй, Чха был в своих прогнозах самым категоричным, но далеко не единственным, кто так думал. Большинство наблюдателей считали, что конец близок. Мало кто верил, что Ким Чен Ын способен удержать страну.

Я тоже в этом сомневалась. И не могла представить, чтобы Северной Кореей правило третье поколение Кимов. Я много лет следила за Северной Кореей издалека и вблизи. В 2004 г. газета Financial Times отправила меня в Сеул корреспондентом в обеих Кореях. И это стало началом долгой страсти.

За четыре года я побывала в Северной Корее десять раз, считая пять репортажных поездок в Пхеньян. Я посещала монументы Кимов, интервьюировала государственных чиновников, хозяйственников, университетских профессоров – неизменно в присутствии моих неотлучных контролеров. Они сопровождали меня, чтобы я вдруг не увидела такого, что поставит под сомнение тщательно выписанную для меня картинку.

Я постоянно выискивала проблески правды. Несмотря на все старания режима, нетрудно было заметить, что в стране разруха и все не так, как тебе показывают. Экономика едва дышала. Страх был в каждом взгляде. А аплодисменты Ким Чен Иру, которые я слышала, стоя в каких-то 50 метрах от него на пхеньянском стадионе в 2005 г., казались фонограммой.

Эта система не могла дожить до третьего поколения.

Или могла?

Эксперты, что предсказывали радикальные реформы, ошиблись. Те, кто прогнозировал неминуемый крах системы, заблуждались. Ошиблась и я.

В 2014 г., после шестилетнего перерыва, я вернулась в Корею в роли корреспондента The Washington Post .

Через несколько месяцев после назначения и почти через три года после прихода к власти Ким Чен Ына я отправилась в Пхеньян освещать турнир по рестлингу. Так журналисты делают, чтобы получить визу в Северную Корею.

Я поразилась. Я знала, что в столице строительный бум, но даже не представляла его размаха. Казалось, в каждом втором квартале в центре города строится многоэтажный жилой дом или кинотеатр. Прежде увидеть на улице даже трактор было редкостью, но вдруг повсюду грузовики и краны, помогающие строителям в оливковой военной форме возводить здания. Раньше на улицах на меня никто даже не поднимал глаз, хотя иностранец был редкой птицей. Прохожие шли мимо, опустив глаза. Теперь атмосфера в городе стала легче. Люди лучше одеты, появились специальные площадки, где дети гоняют на роликах, и в целом нет былой напряженности. Жизнь в этом городе-витрине явно оставалась суровой: очереди на троллейбус-развалюху все так же длинны, по-прежнему всюду сгорбленные старушки, куда-то тащащие на плечах огромные тюки, по-прежнему ни одного толстяка. Даже просто упитанного. Ну кроме Единственного. И все же было видно всякому, что Пхеньян, город северокорейской элиты, которая обеспечивает Ким Чен Ыну власть, – не гибнет. Через семь десятилетий после создания КНДР я не заметила трещин в фасаде коммунистической державы. За эти годы мир видел появление и царствование многих жестоких тиранов, угнетавших народ ради личных интересов. Иосиф Сталин. Пол Пот. Иди Амин. Саддам Хусейн. Муаммар Каддафи. Фердинанд Маркос. Мобуту Сесе Секо. Мануэль Норьега. Среди них были доктринеры и клептократы. Многие – и то и другое. Были и случаи диктаторских династий. На Гаити «Папа Док» Дювалье передал власть сыну, «Бэби Доку», а сирийский президент Хафез Асад оставил пост сыну Башару. На Кубе Фидель Кастро устроил передачу власти брату Раулю. Но семья Ким необычна тем, как долго держит в своих руках страну. За годы правления Ким Ир Сена, первого вождя КНДР, в США сменились десять президентов, первым из которых был Гарри Трумэн, а последним – Билл Клинтон. В Японии – 21 премьер-министр. Ким Ир Сен почти на 20 лет пережил Мао Цзэдуна, на 40 – Сталина. Северная Корея уже просуществовала дольше, чем Советский Союз.