Рауфа Кариева - Антикровное

Однако, вернемся к воспоминаниям о Шахло. Мама стояла у стола, покрытом той знаменитой вышитой скатертью. Она держала ребенка. Я думаю, что это была моя сестра.

Ножками ребенок упирался в стол. Потом мама поставила ребенка на стол. И ребенок сделал некоторые еще неуверенные шаги. Примерно, судя по походке ребенка, ему было 9–11 месяцев. На ребенке была распашонка, а трусиков не было. Мама поддерживала ребенка и водила его по столу. Я наблюдала на уровне своего роста, как скатерть сминалась под голыми ступнями ребенка, когда он делал неуверенные шаги. Вдруг ребенок присел на корточки и внезапно накакал.

По своему росту, процесс накакивания на белую роскошную скатерть, я наблюдала напрямую, в соответствии с уровнем глаз, по росту своему – в пятилетнем-то возрасте. Я была шокирована и возмущена. И запомнила этот вопиющий факт на всю жизнь. Такая роскошная скатерть на столе – и вдруг огромная коричневая кака!

В последующие времена воспоминания о сестре всегда у меня ассоциируются с родительским гневом. Я была ребенком неуклюжим и непоседливым. И всегда будила младенца. Его только уложат спать, а я обязательно что-то уроню, или сама упаду, или еще какие-то шумы сотворю. И меня всегда ругали. От холеричного по темпераменту ребенка, то есть меня, требовали соблюдения тишины и неподвижности – это было абсолютно невозможно!

Но я не помню, что факт перманентного родительского раздражения я как-то проецировала на сестру. Однако позднее, в пионерском детстве, я злилась на факт существования своей сестры, потому что она ограничивала мои возможности, например, в пионерском лагере. Меня ставили куда-то дежурить вместе с ней, а она была помощницей никудышной. Так, мы с ней в пионерском лагере Алмасы, во время игры в «Красное знамя», охраняли знамя отряда. Но на нас с тыла напали неприятели – несколько мальчишек из другого отряда. И я одна не смогла знамя защитить. Сестра моя была по складу характера абсолютным меланхоликом, очень вялой и малоподвижной. Я отчаянно сопротивлялась, но силы были не равны, и знамя наше неприятель похитил. Потом весь наш отряд объявил мне бойкот. От расстройства я заболела, попала в изолятор. Были вызваны родители, они меня забрали из лагеря и положили в больницу.

Конечно, я злилась на младшую сестру за то, что она не была бойцом, и не могла мне помогать в моих делах. И вместо победы в пионерской игре, я попала в больницу.

Далее, в течение жизни, я краем души понимала, что мы с сестрой абсолютно разные люди, почти как жители разных планет. Однако я не осознавала, что это – повод к неистовой ненависти. А как выяснилось позднее, сестра меня всю жизнь люто ненавидела.

Не сказать, что так же люто ее ненавидела я. Таких ярких чувств я не испытывала – ненависть, тем более лютая – не было такого никогда. Сегодня я могу утверждать, что я испытываю к ней жалость. Но жалость эта не сопровождается порывами помогать, понимать, общаться и так далее. Наоборот, лейтмотив моих остатков чувств к сестре – вычеркнуть ее из своей жизни.

Впервые, похожее на полный разрыв отношений решение я приняла 24 года назад – ну, что не хочу вообще общаться со своей сестрой Шахло. Еще через 15 лет после этого, я укрепилась в этом своем убеждении. А пять лет назад я сделала окончательный печальный вывод – сестринской дружбы и любви не существует в принципе. Сестры – это не родня. Сестры – это всего лишь дополнительные яйцеклетки матери. Так как у нас общие родители, то какие-то клетки, биология и анатомия у нас схожи. Но это – все. В остальном и самом главном – мы совершенно чужие, инородные существа.

Эти страшные выводы я сделала пять лет назад. Но пришла к ним нелегко. Шла – долго. Как – читайте далее.

Даже если мы причину не знаем, или не можем найти, то причина все равно существует.

И тот факт, который до сих пор остается фактом, что моя сестра Шахло меня ненавидит, и ненавидела всю жизнь, говорит о существовании причины. Причина этого – само собой, разумеется – имеется.

На протяжении последних 25 лет я, временами вспомнив про свою сестру Шахло, и про ее ненависть ко мне, пыталась продумать, вспомнить, понять причину этого. Но каждый раз, после размышлений и воспоминаний, я никаких причин не обнаруживала – конкретных, и быстро отвлекалась на текущие дела. И про свою сестру забывала. И так до следующего воспоминания. Каждый раз при этом в конце своих размышлений, как бы подводя итог, я делала один и тот же самокритичный вывод: если ненавидят меня, значит причина во мне. Но вывод этот не развивался далее.

Мы с Шахло провели вместе долгое и хорошее детство – с ее рождения в 1962 году и до ее замужества и переезда в другой город в 1986 году. Это добрых 24 года. Прожитых с сестрой под одной крышей, за одним столом, в одной комнате на соседних кроватях.

В эти годы, особенно, когда мы уже были взрослыми, какой-то особой дружбы, взаимопонимания, доверительности, теплоты – у нас не было. Однако и не было открытой вражды, борьбы, войн, драк. Никогда сестра не проявляла ко мне открытой неприязни (а оказывается, она ее испытывала!). С моей стороны также никогда не проявлялось открытой агрессии. Так я ее и не испытывала! В моем сердце никогда не было неприязни, а тем более, ненависти к Шахло. Да, непонимание, раздражение, чувство обузы – это было. Но быстро проходило. Даже наоборот, я часто сестру жалела, как жалею ее и по сей день, несмотря на то, что я этого человека навсегда вычеркнула из своей жизни.

Возможно, дело в разности нашего с сестрой восприятия мира. Я, как холерик, быстро могла переключиться на другие впечатления, и забыть об инциденте. А сестра, как яркий представитель черного меланхолического сообщества (по типу темперамента), могла месяцами пережевывать одну и ту же обиду. Скорее всего, Шахло воспринимала разные ситуации иначе, чем я, и потому постоянно укреплялась ее негативная оценка моих поступков, оформлялось чувство ненависти, подпитывалось тлеющее с детства враждебное ко мне отношение. А я эти ситуации и не помню! Потому и не могу найти причины сестриной ненависти!

Я ни в коем случае не считаю, что всегда и во всем была права. Я далека от того, чтобы представлять себя ангелоподобным существом. Скорее всего, своими поступками, словами, резкостью, я ненависть сестры все же заслужила. Но это не значит, что я собираюсь оправдывать ее ко мне отношение в последующей жизни, искать оправдание ее поступкам по отношению ко мне, и тем более – искать точки соприкосновения. Нет, ни в коем случае. Все будет – как есть. Анализ же наших отношений я провожу исключительно в рамках общего анализа прожитой мною жизни. Не более.