Владимир Силантьев - Ровесник СССР: Всюду Вселенную я объехал

Не сумев воспрепятствовать возрождению Компартии России, генсек шантажировал ее руководителей, отказывая в финансовых средствах и помещениях для работы. Из-за его противодействия газета «Советская Россия» долго не получала статуса органа Компартии РСФСР, не могла пропагандировать решения учредительного съезда. Вот что, например, говорил один из делегатов съезда, фрезеровщик станкостроительного завода города Тюмени о рыночных отношениях: «Противоречивое мнение вызывает эта идея. Если раньше все дороги вели к коммунизму, то сейчас – к рынку. Коли на одном полюсе рай, а на другом – нищета, такой рынок нам не нужен. Есть товарищи среди наших знакомых, которые за год сколачивают тысячное состояние и гордятся этим. Среди тех людей, которые под эгидой ЦК комсомола зарабатывают такое состояние, считается плохим тоном, если владелец видеотеки за год не скопил 100 тысяч рублей… Должен заметить, что в рабочих коллективах все чаще звучит призыв: “Вернуть страну к 1985 году!” Люди помнят, что было, и видят, что творится сейчас».

О необходимости кадровой работы в партии говорил секретарь райкома из Мордовской АССР. Он резко осуждал злопыхательство журналистской братии из стана «демпрессы»: «По части клеветы на партию и пройденный ею путь они перещеголяли даже зарубежные “голоса”… Очень хотелось бы, чтобы в состав партийных органов не проникали демагоги, крикуны, болтуны, карьеристы всех мастей, которые сумеют, прикрываясь партбилетом (а они ставят такую цель), развалить партию изнутри. Таких надо выявлять и гнать из рядов нашей партии. Кстати, они же проводят работу, направленную на ликвидацию партийных комитетов в производственных коллективах».

На мой взгляд, самую большую вину нужно вменить Сталину и самую суровую кару он должен нести вот за что. Он создал могучее государство, победил немцев и японцев, на чем споткнулись цари, а создать систему, гарантирующую избрание преемника-коммуниста, не смог. Ведь на посту генсека ЦК, главы нашего государства должен быть человек, не на словах, а на деле преданный социализму. Похоже, Сталин думал об этом, но не хватило времени. На последнем при его жизни ХIХ съезде партии он ликвидировал узкое Политбюро, создал расширенный Президиум, но не успел довести идею до конца. Результат – у руля государства встал Никита Хрущев, растоптавший в борьбе за власть имя Сталина и многие его добрые дела.

Брежневско-сусловское руководство также не придумало системы селекции лидера. Горбачев избирался генсеком по старинке – сначала узким кругом членов Политбюро, затем получил автоматическое одобрение нескольких сотен членов ЦК, которые собрались в спешке и на пленуме безмолвствовали. От этого выбора, как покажет время, зависело очень многое: сохранится ли социализм в нашей стране или произойдет его ревизия, возрождение буржуазного строя и капиталистической экономики. Вопрос стоял, пожалуй, гораздо шире: неужели человечество с избранием Горбачева теряло последний шанс пойти по пути установления в мире общественного строя, где царствовала бы социальная справедливость, где не было бы места животным страстям выживания сильных за счет слабых?

Кто подбросил нам антисоветский выбор? Среди голосовавших за горбачевский курс на апрельском пленуме ЦК 1985 года были скрытые перевертыши, в душе диссиденты, но с партбилетом в кармане, потомки раскулаченных и репрессированных. И снова можно предъявить претензии Сталину. Не слишком ли самоуверенным был «великий вождь», не просчитался ли, когда уверенно говорил, что «сын за отца не ответчик», и думал перековать всех юношей и девушек в верных коммунистов? Самодовольство, головокружение от успехов затмило ему ум, когда он стыдил коммунистов за тревожные мысли при принятии Конституции 1936 года. Они предлагали не торопиться, не предоставлять пока избирательные права «лишенцам», бывшим белогвардейцам и священникам. Дорогой товарищ Сталин, спустя тридцать лет после твоей смерти «перестроился» всевидящий КГБ, и в первую очередь его руководство. Никто не удосужился заглянуть в автобиографию Михаила Сергеевича. Никто не догадался заставить кандидата в генсеки заполнить анкету как положено при поступлении на новую работу.

Он обманул нас, прикинувшись кристально чистым большевиком, до мозга костей преданным идеалам коммунизма. Уверял, что его жизнь прозрачна как стеклышко. И лишь на шестом году перестройки, в ноябре 1990 года, он разоткровенничался и признал, что рос в семье «врага народа». Оба его деда до революции были крестьянами-середняками. При советской власти один дед был репрессирован и сослан на лесозаготовки за невыполнение плана посева. Другой – организатор колхозов – тоже проштрафился и угодил в тюрьму. Разумеется, Горбачев попытался изобразить их невинно пострадавшими. Но разве не известно, что страна тогда жила по строгим законам и карала за малейшие нарушения: за украденный сноп ржи, за увиливание от лесозаготовок, за клевету на руководителей государства.

Выходит, отнюдь не в силу высших теоретических предпосылок Горбачев воспылал ненавистью к Сталину и коллективизации. Получается, что он сводил счеты за дедов. Его примеру последовали многие. Даже убежденный коммунист Егор Лигачев на знаменитой ХIХ партконференции (он тогда был вторым лицом в государстве) публично с трибуны вспомнил о своих репрессированных родственниках. Что уж говорить о генерале Волкогонове, журналисте Лацисе, писателе Солоухине и многих других «демократах», которые писали злобные пасквили на советскую власть, на коммунистов и в особенности на Сталина, отмечая, что сами они происходят из семей, которые пострадали от прежнего режима. Но где гарантия их беспристрастности, того, что ими не движет чувство мести и желание свести счеты?

Итогом политики Горбачева стали не только изменение сути нашего бытия, не только успешная тайная операция, о подробностях которой узнают наши правнуки. Мы теперь дорого расплачиваемся за нашу беспечность, за привычку жить и поступать на авось, за обывательство и разгильдяйство. Это результат элементарной потери бдительности.

Нынешнее поколение едва ли видело токарные станки, приводимые в движение с помощью широких кожаных ремней. А мы, школьники 30-х годов, проходили «производственное обучение» на таких станках. Их установили в подвальном помещении благодаря шефству над школой завода «Красный пролетарий». Директор школы Пролыгин, бывший рабочий этого завода, лично вел уроки, запускал станок, переключал шкивы, вставлял патрон, резец и обтачивал деталь. Он не разрешал нам подходить к станку ближе чем на метр. Говорил, что приводные ремни старые, могут порваться и ненароком поранить. И хотя современные станки оборудованы автоматами пуска и переключения скоростей, приводные ремни не исчезли из нашей жизни. Они лишь называются иначе – скажем, ремень водяной помпы у мотора, ремень кинопроектора, ремень стиральной машины и так далее. Интересно, что средства массовой информации называли «приводными ремнями партии» и при Сталине, и при Хрущеве, и при Брежневе. В журналистике, как, впрочем, и в других творческих профессиях, сохранялась функция передачи идей и мыслей от ведущей силы к ведомой.