Марина Канунникова - Воспоминания и дневники. Дополнения к семейной хронике

Конечно, управляться с большой многодетной семьей было трудно. Готовила на всю семью бабушка Елена.

Пища была очень простая. По рассказам моего отца Федора, на первое варились зимой щи (или уха), летом борщ, окрошка (или опять же уха). На второе преобладали разнообразные каши с приправами.

Зимой добавлялись соленья, осенью – арбузы и дыни. Квас был всегда и даже нескольких видов. Посты неизменно соблюдались. Семья была верующая, как обычно, но без особого фанатизма. В ближайшую Никольскую церковь ходили не чаще раза в неделю и по всем православным праздникам. Своевременно крестили детей, своевременно причащались.

Иконы были в спальнях родителей и детей. Было принято с детства – прочесть молитву перед сном. В общей комнате висела большая икона с лампадой. Лампаду зажигали по праздникам.

Православные праздники отмечались по возможности широко, особенно рождество (елка устраивалась самая роскошная!) и пасха. С пасхой связаны куличи, крашеные яйца и всевозможные пасхи, не считая прочей, не ритуальной снеди. Готовила бабушка Елена (Еля, как ее звали дети) – вполне профессионально.

Особенно славились у Канунниковых блины на масленицу. Блины бывали тоже нескольких сортов с различными приправами (например, мерзлые сбитые сливки, вязига, икра и т. п.)

Нередко заводились пельмени. Тогда работали все дети, буквально с 4–5-тилетнего возраста.

Сборное (вырезка говядины, свинина и баранина) мясо рубилось в колоде специальной тяпкой по форме полукруглой колоды.

Лепешки для пельменей делались поштучно из маленьких круглых катышков.

Едоков было много, поэтому лепили пельмени все от мала до велика. Очень ценилось умение «писать» шов пельменя мелким письмом, что гарантировало целость каждого и сохранность в нем бульона.

С большим удовольствием вспоминаю, как в 1956 г., встретившись в Геленджике, мы с дядей Виктором дома у тети Серафимы вдвоем состряпали пельмени по всем правилам науки на удивление нашим хозяйкам! Управляться с хозяйством почти ежегодно увеличивающейся семьи было трудно, поэтому всегда нанималась нянька из подростков.

Няньки жили как члены семьи. Последней была Маруся, появилась она в период болезни бабкиной руки, было ей лет 15. Она очень быстро научилась с девочками грамоте, много читала. Добросовестность, приветливость и мягкий характер сделали ее любимицей всей семьи, она прожила в семье все войны и революции. Вскоре после смерти Федора Васильевича Маруся удачно вышла замуж за мастерового Ефима Иванова, их первенец 1925 года рождения Владимир прекрасно учился, сам поступил и успешно закончил МГИМО, работал в Чехословакии и в Англии в области дипломатической прессы. Его отец Ефим Иванович погиб под Сталинградом во время войны. Маруся поддерживала связь с членами семьи до самой своей смерти в 1970 г. Владимир Иванов сейчас на пенсии. Живет в Москве. Его сын Кирилл, теперь уже потомственный дипломат, закончил английскую школу, МГИМО.

Вспоминаю, что после окончания института Вовка был назначен в редакцию журнала «Советский Союз» (на английском языке) и получил комнату в ведомственной трехкомнатной квартире по Капельскому переулку (в остальных комнатах жили семьи китайца и индуса!)

Все приезжающие в Москву Канунниковы, а то и их знакомые, останавливались у Вовки! Иногда «сталкивались» по нескольку человек. Общага была еще та! Всякий раз Вовка безропотно встречал, обслуживал и провожал. Неизменно радушна бывала и тетя Маруся, которая жила в Москве наездом, а постоянно в Борском.

После Чехословакии, где Вовка преподавал в Пражском университете, была получена отдельная квартира на пр. Мира, в доме, что против взлетающей ракеты ВДНХ. В подъезде дома МИД была вневедомственная охрана, но это, по-моему, не избавило Володю от проезжих «родственников». В 1972 г. он был назначен в Англию, в отдел прессы нашего представительства в Лондоне, после своего возвращения, не иначе опасаясь беспокойства на старости лет – своего местопребывания не афиширует.

1955 год ознаменовался Московским всемирным фестивалем молодежи и студентов. По чистой случайности я был во время фестиваля в Москве проездом в отпуск из Калининграда в Геленджик. Для пересадки у меня были почти сутки. Володя меня встречал и сообщил, что он в составе группы переводчиков обслуживает фестивальные группы иностранцев, но у него выходной. Надо сказать, что будучи в курсе мероприятий и объектов фестиваля, за день он мне показал очень многое. Поздно ночью проводил на поезд.

(Кстати, прозвище «дипломат» Володя получил еще в школе за выдержку, невозмутимость и умение хранить чужие секреты. – М. К.)

Была в семье общая страсть – рыбалка!

С северо-восточной стороны города протекала река Самара, на набережной буквально в 500 м от воды стоял дом семьи.

В начале века р. Самара была вполне приличной и полноводной рекой. В половодье река выходила из берегов и заливала весь луг и половину городского сада.

Рассказывали, что бывали особенно сильные половодья, когда у домов на набережной заливало погреба, подвалы и даже дворы, но таких случаев за 20 лет было 2–3. Таким образом в половодье вода доходила до улицы.

Кроме Самары, в черте города, за городским садом впадала маленькая речушка Домашка в крутых берегах. Сейчас остался один овраг, сплошь засаженный и застроенный садовыми участками, а в детстве я в Домашке сам ловил пескарей и красноперок. От дома, где жил я на ул. Оренбургской (позже Куйбышева), до Домашки было ближе, чем до Самары.

В нескольких километрах от Бузулука в р. Самару впадала река Ток, текущая с северо-востока, а западнее города в реку Самару впадала р. Бузулук со стороны юго-запада. Все близкие речки были рыбные.

В семье рыбалкой занимались серьезно. Орудия лова были в достаточном количестве и содержались бережно.

Составных удилищ тогда не было, видимо, еще не изобрели, поэтому удилища были черемуховые, длинные, но цельные, для поплавкового лова или лова нахлестом. Короткие – для донок, здесь иногда применялись колокольчики.

Капроновых лесок не было. Самые ценные лески были волосяные (с узелками), манильские и шелковые (различной толщины). Для младших детей, а в рыбалках участвовали мальчики лет с пяти, применялись и простые суровые нитки.

Поплавки обычно делали сами из пробок или гусиных перьев. Готовых к действию удилищ было много, не менее двух десятков. Кроме того, черемуховые хлысты (предварительно распаренные) висели в сарае с грузами, для выравнивания. Спиннинги тоже появились позже.

Кроме удилищ были и другие снасти: переметы (длинный шнур с множеством подвесок из лески с крючками на конце), небольшой бредень, назывался пятерик (длиной сеть была 5 сажен).