Дмитрий Силкан - Владимир Высоцкий. Человек народный. Опыт прочтения биографии

Интересно, а почему Высоцкий именно подобный, приблатненный репертуар выбрал для своего дебюта в качестве автора-исполнителя? Да, тяжелое дворовое детство. Но ведь Высоцкий не в детстве же взял в руки гитару! В послевоенной Москве, еще будучи пацаном, он овладел явно не теми музыкальными инструментами, что ассоциировались со шпаной. Скорее классическими – аккордеон, пианино… Гитара появилась много позже, уже во времена его студенчества.

Сергей Жильцов: Высоцкий стал играть на гитаре довольно поздно – когда учился в Школе-студии МХАТ. А большим ценителем и собирателем блатных песен являлся Андрей Донатович Синявский – его педагог по литературе. И его многочисленные ученики волокли ему весь фольклор, который узнавали. И что-то даже Синявский записал на пленку. Слава богу, это сохранилось! Сам Высоцкий про свои самые первые песни, так называемые блатные, дворовые, всегда говорил, что это именно стилизация. На концертах объявлял: «Песня-пародия на блатные песни». А знал он их великое множество.

Возникает вопрос: откуда знал? Да еще и так много? Вот тут-то и вспомним ту самую городскую шпану и романтизацию в ее среде блатного житья-бытья. Но кроме подросткового периода, с его увлечением уличной романтикой, и гораздо позже Высоцкому попадали в руки образцы той самой лагерной лирики. В том числе и при довольно мистических, если так можно выразиться, обстоятельствах.

Сергей Жильцов: Откуда брались все эти блатные песни? Кто-то передавал, самодеятельные песенники какие-то по рукам ходили. Владимир Акимов, одноклассник Высоцкого, мне рассказывал: мы, говорит, с Володей поехали как-то в Химки купаться. Это же тогда был совсем глухой район! И нашли прямо на берегу, под бревном, от руки написанную тетрадку: песенник, составленный целиком из блатных песен. Это было еще в середине пятидесятых. И там были какие-то тексты: «там сидит вор, бандит, весь наколкой покрыт, спать ложится на голые нары» и все такое. И нам многое было непонятно, но при этом – в высшей степени удивительно…

Обращение к блатной теме в силу ее запретности в те годы являлось определенной смелостью, этаким культурным лихачеством. Многие представители интеллигенции позволяли себе заигрывать с данной полузапретной субкультурой. Соответственно, Высоцкий сталкивался с интересом к блатному репертуару не только в компании бывших дворовых друзей, но и в домах известных деятелей культуры.

Сергей Жильцов: Откуда еще блатной репертуар прибавлялся? Сохранились записи Кочаряна, сделанные на Большом Каретном – там не только Высоцкий поет, но и Стриженов, и Мордюкова, и Гладков тот же. И все показывают какие-то новые песни – те, что им попались где-то. Например, звучит песня «Здравствуйте! Мое почтение». И мы видим, что Высоцкий буквально снял с кальку с исполнения Юрия Гладкова. Олег Стриженов спел «Шнырит урка в ширме у майданщика», а Высоцкий потом всю жизнь – но тоже лишь в узких домашних компаниях – пел эту песню, с теми же точно интонациями, которые услышал когда-то в компании Льва Кочаряна.

Думаю, Высоцкий не мог не замечать, что создаваемые им вольные песни находят широкий отклик. А та тема, что он использует – добавляет ореола запретности. Его популярность становится неформальной, причем – с определенным эпатажем. Что сразу же выделяет его из среды условных молодых романтиков, пытавшихся сочинять некие самодеятельные романсы про рассветы-закаты и встречи-расставания.

Дмитрий Дарин: Блатная лирика Высоцкого – особая тема. Именно потому, что, как известно, запретный плод всегда привлекает! Может даже, в этом плане и был особый расчет. Да и потом – в СССР тогда сидели или уже отсидели многие миллионы. Это была своя, отдельная жизнь!

Анатолий Сивушов: После появления первых песен Высоцкого его имя было покрыто массой слухов: мол, он – матерый уголовник, свои песни пишет в тюрьме… Честно говоря, я до сих пор думаю – с позиции испорченного шоу-бизнесом человека сегодняшнего дня, – не был ли это продуманный пиар-ход с его стороны: специально запустить вот такой слух… Хотя, возвращаясь в то время, я сомневаюсь в этом, так как тогда не было еще такого понятия, как пиар. Просто первые его песни были блатные, а голос – таким необычным, хриплым. И все это сильно подкрепляло интерес к его персоне!

Даже не важно, был расчет осознанным или все вышло само собой. Интересно то, что Высоцкому поверили. И действительно стали считать чуть ли воспевателем криминала. Те же самые представители данной субкультуры…

Геннадий Норд: Широко известна история, которая произошла с Высоцким в Сочи. Он там выступал на гастролях, а его номер обокрали. Забрали джинсы, куртку, магнитофон, гитару. Все унесли! Высоцкий пошел писать заявление в милицию. Его там продержали часа три, пока он писал объяснительную, пока подробно описывал похищенные вещи. А как вернулся в номер – на кровати лежало все украденное. И рядом записка: «Владимир Семенович, извините, мы не знали, у кого мы воруем. К сожалению, джинсы уже успели продать, остальное – все возвращаем». Представляешь, какая популярность, что даже воры вернули ему все!

В этом эпизоде интересна такая деталь: Высоцкий пошел писать заявление в милицию. А ведь по понятиям – этого как раз делать было категорически нельзя. Приведенный пример очень наглядно показывает, что для Высоцкого криминальная романтика, ее жесткие законы, понятия и прочие условности воспринимались исключительно с позиций автора художественного произведения. Он не описывал блатной мир изнутри, из себя – исключительно извне, со стороны.

Максим Замшев: Часто говорят, что Высоцкий, романтизировал уголовные реалии – но он вообще к блатным никакого отношения не имел! Да, было в его песнях ощущение дворового детства – он вырос в этом: улица, шпана… Но это не блатной фольклор. Конечно, изучая жизнь, литератор хочет узнать все социальные группы, в том числе так называемых сидельцев. Но здесь совсем другая, совершенно книжная история!

Впрочем, сами криминальные элементы, видимо, не особо обращали внимания, что Высоцкий ведет себя не по понятиям, например пришел «писать заяву в ментовку». В его песнях была такая доля проникновенности, такой артистизм – помноженные на действительно удивительный талант, – что авторы дворовых и лагерных песен упорно принимали за своего!

Владимир Крупин: Мне рассказывал офицер МВД, который в 1980 году охранял тюрьмы, что в день похорон Высоцкого в тюрьмах и лагерях происходило ритуальное сожжение гитар: так зэки отдавали дань памяти народному барду. В его песнях порой были и блатные мотивы, вот они его и считали за своего: вроде, он их парень, дерзкий. Вспомним его строки: «Это был воскресный день, но мусора не отдыхают!..» А у него же много подобного было!