Олег Кокин - От курсанта СВТКУ до майора ВКС в отставке

А впереди были выпускные экзамены за десять классов средней школы, последний звонок на всеобщем построении школы. И выпускной вечер. На экзаменах не было никакого мандража, все сдал на отлично и хорошо. Последний звонок прозвенел для меня и остальных выпускников сигналом о начале новой самостоятельной жизни. После выпускного вечера в актовом зале школы и вручения нам аттестатов о среднем образовании были танцы с нашими девчонками, нашими учителями, и нашими родителями в этом же зале. Дома все было по-прежнему. Татьяна уже два года как жила у тети Вали и училась в Москве в медицинском училище. Меньшие братья – Колька и Игорек были на заслуженных летних каникулах после ученических трудов праведных. Мать с отцом работали от зари до зари на своих работах, пытаясь свести концы с концами. Нас – детей своих – одеть, обуть, накормить и в люди вывести. Да и о себе и хозяйстве с домом не забыть, что – то прикупить, что – то построить, кого – то вырастить из живности, картошкой и другими припасами запастись. А я, значит, скоро буду, если все сложиться нормально, на вольных хлебах. Спасибо матери и отцу за их заботу, доброту и ласку. Перед отъездом в узбекский город Самарканд целый день бродил, как потерянный, по всем знакомым местам моего рабочего поселка. В конце концов, вышел к реке Цна за кладками, сел на обрывистом бережку, ноги к воде свесил и все думал и гадал, что же дальше – то будет. Настроение было и тоскливое, и будоражащее в одно и то же время. Тоска одолевала, что разлучаюсь почти навсегда со знакомыми до дрожи в сердце местами, с ребятами и девчатами, с которыми было так интересно играть, учиться, работать и познавать радость привольной жизни под крылышком мамы и папы. Будоражила сознание мысль, а как буду жить один, без родимого дома, как меня встретят на новом месте, что есть я, и что есть государство, на которое я собираюсь работать в качестве офицера. Будущая военная деятельность мною была обдумана и взвешена на всяческих моральных, материальных и деловых весах моего мировоззрения. Моего отца как будто кто подзуживал, да и мать ему в этом не перечила, а он предложил мне оформить прическу на голове под «ноль», мол, все равно едешь в военное училище поступать, там так и так обреют. Предложено, сделано, подстригся под «ноль». Собрали с отцом и матерью дорожные вещи мне, какие положено документы, проинструктировали, как ехать, как пересадку в Москве делать, что в дороге есть и пить можно, а что нельзя. Дали денег с собой, мать меня поцеловала, с братьями по очереди обнялись на прощание. Отец поехал со мной на ж/д станцию Кариан-Строганово, чтобы самолично посадить в вагон. Приехали на станцию, купили мне плацкартный билет до самого Самарканда, через Москву, через Ташкент с пересадками. Ничего, подумал я, два года назад тоже с пересадками ехал домой с Ленинграда почти один, с попутчиком, мальчиком из Тамбова. Все прошло нормально. И сейчас будет нормально. Мы с отцом вышли из здания вокзала и начали прохаживаться по перрону в ожидании поезда на Москву. Отец закурил беломорину. Вдруг, смотрю, отец чего-то напрягся. А это милицейский наряд железнодорожной милиции направлялся в нашу сторону. Подошедший старший сержант махнул рукой около своей головы, типа честь отдал, и суровым голосом потребовал у меня показать мои документы. А я-то думал, что отца за курение на перроне штрафовать будут, а тут на меня наезжают. Не стал я выделываться, знал, что себе дороже выйдет. Открыл маленький чемоданчик, с которым мой отец постоянно в командировки ездил, а теперь стал моим, достал паспорт и направление военкомата, дал почитать старшему сержанту. По завершению чтения моих документов, старший сержант извинился за беспокойство, сам четко отдал мне честь и рядового заставил отдать нам честь. Я спросил отца, а чего он документы проверял у меня, а у него и не попросил. Отец сказал, что узнает. Сходил, узнал. Оказывается из исправительной колонии для несовершеннолетних города Тамбова убежали несколько заключенных, теперь их ищут. А так как я подстрижен налысо, у милиции появились подозрения насчет лысого молодого парня и они решили проверить документы у меня. Мы с отцом облегченно посмеялись над нашими страхами. Подошел мой поезд с Камышина, отец крепко пожал мне руку и наказал вести себя образцово, в дороге быть поближе к семейным парам, лучше, если они с детьми. Я пообещал вести себя хорошо и прошел в вагон, на свое место. Днем за окном вагона наблюдались проплывающие частные дома деревень и поселков средней полосы России, где видны были раздолбанные грузовыми машинами непролазные колеи грунтовых дорог, в некоторых местах колеи утыкались в огромные лужи, напоминающие собой маленькие озера грязной воды. Потом сквозь редкие посадки лесополос проглядывали застывшие неоглядным ковром поля золотистой пшеницы, темно-желтой ржи. Глаза отдыхали, когда проезжали поля с зеленой ботвой сахарной свеклы. В сумерках вечера или уже ночью поезд прибывал в очередной город по пути следования. В утренние часы проехали огромный мост через реку Волга в районе города Саратова. Теперь вдоль железной дороги деревьев в больших количествах не было видно. В основном, отдельно стоящие ветлы и кустарник. Начались Оренбургские степи. До сих пор помню теплый, как у бабушки в деревне на печке, безветренный глубокий вечер с яркими вокзальными фонарями, подчеркивающими черноту ночи и летающих, как бабочки, летучих мышей на вокзале города Чарджоу. С соседями по купе прикупил дорожной еды, вареную картошку, соленые огурцы, вкрутую сваренные куриные яйца, пучок зеленого лука и две бутылки ситро. На ужине, в двигающемся поезде, соседи угостили меня куриной ножкой от жаренной курицы, я в ответ предложил пользоваться моими запасами. Семейство в моем купе вино и водку не пили, мне это было на руку, не надо было себя сдерживать. Все свободное светлое время суток или наблюдал за мелькающим пейзажем снаружи мчащегося поезда, или читал прихваченные из дома с собой учебники. Казахские солончаки и песчаные барханы пустынь Узбекистана меня не вдохновили. Лежащие и стоящие в селениях облезлые верблюды жевали вечную жвачку, немногочисленные машины ГАЗ-51 и ЗАХАРЫ куда-то пылили, пыль стояла столбом. На каждом полустанке, при остановке поезда, местные жители, от мала, до велика, предлагали пассажирам купить у них копченую рыбу. Не знаю ее названия, но пахла она умопомрачительно вкусно. Но я деньги особо не тратил, знал, что основные траты впереди. Ташкент промелькнул вокзалом и пересадкой. До Самарканда ехал на поезде одну ночь. Весь путь в поездке проделал одетым в трико и майку, жарко было. Перед остановкой поезда на вокзале Самарканда, привел себя в порядок, переоделся в брюки и рубашку. Утром поел легко, пирожки из вокзального ларька и ситро. С Самаркандского вокзала на рейсовом автобусе до остановки «Дальний лагерь» добрался без приключений. Словоохотливые пассажиры автобуса показали тропинку до КПП училища. В голове билась только одна мысль, я должен поступить в это училище. После проверки моих документов, дежурный курсант отправил со мной одного дневального, чтобы он довел меня до начальников из администрации сборов абитуриентов. Там еще раз проверили документы и в сопровождении одного, ранее приехавшего, абитуриента определили мне койко-место и тумбочку под огромным навесом в бывшем парке автотехники, огороженным со всех сторон бетонным забором. Началась новая жизнь в абитуре. Первым делом пошел и прочел названия предметов вступительных экзаменов, хотя я их знал из проспектов, прочитанных в военкомате, к ним я и готовился, и привез учебники по ним. Организация досуга, приема пищи, подготовка к экзаменам была организована нормально. К нам в расположение несколько раз приходил начальник политотдела училища полковник Буданов Д. И. и другие официальные лица администрации. Смотрели, выборочно проверяли чистоту и порядок под навесами, где стояли в несколько этажей наши панцирные койки, придирок не было, все было в полном порядке. Начальник политотдела училища выступал перед наличествующем составом абитуриентов о правильном поведении в нашем коллективе, о необходимости качественной подготовки к вступительным экзаменам, и о многом другом. Мы, абитуриенты, прибыли с разных мест СССР, и естественно, искали своих земляков. Так я впервые познакомился с Бочаровым Павлом и Александром Шубиным с Липецка, с Колей Гвоздевым, тоже оттуда, Николаем Левичевым со Смоленска. И вот настал день первого экзамена, в нашем потоке это была математика. Расселись по вариантам, нам роздали задания и засекли время. Я пробежался взглядом по примерам и задачам, они оказались мне знакомыми. Первую задачку я решил быстро, тут моей помощи попросил сосед, я ему помог решить пример. А время-то бежит, многие, решившие свои задания, уже сдали ответы экзаменатору, а я мучился с последними своими двумя примерами. Потом быстренько записал ответы и сдал принимавшему экзамены преподавателю. Через сутки вывесили результаты нашего экзамена по математике. У меня стояла тройка. «Ничего, еще поборемся!» не упал я духом и решил попросить пересдать, потому что в аттестате за десять классов по математике у меня стояла «пять». Не разрешили, сказав, что все сдают экзамены один раз. По физическим испытаниям, бег на сто метров, кросс один километр, подтягивание на большее количество раз, я получил твердую «четверку». И воспрял духом. Третьим экзаменом была физика, письменно. Здесь я сдал экзамен на «двойку». Теперь мне было все равно, как я сдам четвертое испытание, по любому, баллы у меня будут непроходные. Три дня, отпущенные абитуриенту на подготовку к следующему экзамену, я провел, то слоняясь без дела по территории, занятой абитуриентами, то стираясь и купаясь в прохладном водоеме с чистой водой на нашем участке, бывшей емкости на посту мойки машин. Размышляя о напутствии родителей, об их вере в мои силы, я надумал, что мне нужно после экзаменов лично поговорить с начальством училища о моей готовности служить Родине в качестве офицера-танкиста. Поэтому при сдаче последнего экзамена по русскому языку и литературе, письменно, я выбрал написание сочинения на вольную тему «С кем я пошел бы в разведку». В этом сочинении я в полной мере осветил характеристики парня, с которым я пошел бы в разведку, по воспоминаниям отца и дяди о своих войсковых товарищах, по прочитанным мною книгам Валентина Катаева, Максима Горького, Александра Фадеева. В итоге получил оценки через дробь, по литературе – «пять», за приведенные к месту выдержки из книг и интересное повествование, по русскому языку – «два», за плохое знание наклонений, спряжений и постановки знаков препинания в русском языке. Меня такие оценки не огорчили, я и в школе также учился. Всех сдавших вступительные экзамены по истечении двух, трех дней вызывали на мандатную комиссию, которая решала судьбу абитуриента. Или он едет домой, или остается в училище курсантом, учиться профессии офицера Советской Армии. Всех, принятых на учебу курсантами, переодевали в поношенное, но чистое обмундирование без погон, «мабуту», и уводили в казармы первого учебного батальона на «ПМЖ». Как же мы им завидовали. Себя в списках поступивших, я уже и не надеялся увидеть, потому что количество абитуриентов, живущих на территории сборов с каждым днем уменьшалось и уменьшалось, а нас «двоечников» никуда не вызывали, ни на мандатную комиссию, ни за обратными проездными документами. Я накрутил себя до того, что решил с утра следующего дня идти с заявлением к командованию училища, чтобы меня приняли на учебу. Видно, провидению было доложено о моем желании, и на следующий день мы читали распоряжение администрации о прибытии к десяти часам на мандатную комиссию таких-то и таких абитуриентов, там была и моя фамилия. Я понял, этот шанс надо использовать на полную катушку. Долго ждал своей очереди в тенечке раскидистого тутовника в компании приглашенных. Трое или четверо парней, со слезами на глазах, уходили с мандатной комиссии за обратными проездными документами, их учиться не приняли. Вызвали меня. Зашел, перед столом, занятым членами комиссии, остановился и четко доложил о прибытии. Военные и гражданские дядечки посовещались минут пять, потом главный из них спросил меня, а почему я хочу поступить в их училище. Наконец-то дали волю моему языку, я вспомнил о своих дедах, погибших на Великой Отечественной войне. Сказал, что хочу служить в танковых войсках так же хорошо, и предано, как геройски воевал мой дед по матери старший лейтенант Брянкин Николай Николаевич, командир танкового взвода под Сталинградом, где и погиб, сгорел в подбитом немцами танке. Рассказал о желании моего отца, гвардии старшины в запасе артиллерийского дивизиона, вырастить меня артиллеристом, а так как у танка есть орудие, то все сходится, я должен учиться в вашем танковом училище, чтобы одновременно стать и танкистом и артиллеристом. Меня попросили подождать решения комиссии на улице. Я вышел и опять устроился с ребятами под тутовником. Ребята меня спрашивали, что там, и как, и почему я единственный, который вышел с «мандатки» и не принятый, и не отправленный обратно. Я сказал, что надеюсь на зачисление в курсанты. Они отстали. Уже перед обедом меня опять вызвали «на ковер», где объявили, что меня принимают учиться в училище не за мои, откровенно говоря, плохие результаты на вступительных испытаниях, а в зачет прославленных дедов, геройски погибших на войне, и моей будущей отличной учебы, будучи курантом училища. Я поблагодарил, и заверил их, что буду учиться на «хорошо» и «отлично», по разрешению вышел из комнаты на улицу с широкой улыбкой на лице. После приема пищи в столовой, куда нас ежедневно водили строем, я отпросился, у старшего нашей команды, сбегать на телеграфную станцию, чтобы отправить домой телеграмму с радостной вестью. В телеграмме, которую я отправил домой, было три слова, но каких! « Я, КУРСАНТ СВТКУ!» Утром, после окончания завтрака, прибывший с расположения училища сержант в солдатской форме и в сапогах, перечислил по списку абитуриентов, меня в том числе, подлежащих убытию в курсантскую роту с личными вещами.