Ирина Корнилова - Время не ждет. Материалы к жизнеописанию и духовному наследию протоиерея Василия Ермакова

В годы Второй мировой войны владыка Павел добился разрешения у германского командования на духовное окормление и оказание помощи заключенным лагерей, находящихся на эстонской территории. Немцы в личных интересах не препятствовали деятельности священников, стремясь представить себя в глазах населения защитниками веры от коммунистического режима.

Под руководством владыки Павла священнослужители посещали лагеря для беженцев и перемещенных лиц, совершали там богослужения, крестили, хоронили, привозили одежду и продукты. В лагерях Клоога, Пылькюла, Палдиски, Вильянди трудились протоиерей Иоанн Богоявленский (впоследствии первый ректор возобновленных Ленинградских духовных школ, а с 1947 года – епископ Таллинский и Эстонский Исидор), священник Михаил Ридигер (отец Святейшего Патриарха Алексия II) и другие. Архиепископ Павел сам посещал лагеря русских военнопленных, оказывал им помощь. Он твердо защищал интересы русских людей перед немецкими властями [17] На оккупированной немцами территории Эстонии было создано 102 лагеря военнопленных; 48 концлагерей, тюрем, гетто и лагерей для мирного населения (пересылочные лагеря). В концлагерях, тюрьмах, гетто и лагерях для мирного населения содержалось 53 199 человек. В годы войны с территории Эстонии в Германию было вывезено 74 226 граждан. В период с 1941 по 1944 год в Эстонии было убито от 120 до 140 тысяч евреев, русских, украинцев, белорусов и людей других национальностей. .

Священник Михаил Ридигер горячо поддержал владыку Павла. С первых же дней гитлеровской оккупации он стал посещать концлагеря, считая это своим христианским долгом. Среди таких лагерей был и лагерь Пылькюла, в котором находились Вася и Лида Ермаковы. Впервые отец Михаил приехал в лагерь приблизительно через две недели после их прибытия. Он привез переносной престол, чашу, антиминс. Нашелся даже хор из беженцев, изгнанных из-под Ленинграда. В бараке выделяли, как правило, комнату или просто отгораживали закуток. Там устанавливали престол, на котором и совершалась литургия. Отец Михаил, как правило, брал с собой прислуживать своего сына Алексея. Так Василий впервые встретился с Алексеем Ридигером.

Вася сам воочию убедился, каким благом было то, что они не остались брошенными священниками города Таллина. По воспоминаниям батюшки, самой яркой личностью среди них был отец Михаил.

Вася стал его духовным сыном, как он говорил потом, «по-настоящему». Отец Михаил давал духовную теплоту и крепость своим подопечным, помогая им пережить выпавшие на их долю испытания. Он запечатлел в сердце Васи яркий образ любви к Богу и народу.

Среди оказавшихся в лагере были и священники: отец Василий Веревкин, отец Иоанн Попов, отец Валерий Поведский (духовный сын отца Алексия Мечёва, а затем отца Сергия Мечёва), диакон Петр Никольский. Таллинское духовенство, особенно отец Михаил, стало хлопотать об освобождении находящихся в лагере священников и их семей. Как говорил батюшка, за любовь, за молитвы отца Михаила Ридигера, за отеческую заботу отца Василия Веревкина, приписавшего его с сестрой к своим детям, они смогли освободиться из лагеря.

Владимир Иванович Петров, зять священника Валерия Поведского, записал воспоминания людей, лично знавших отца Михаила. Они были опубликованы в журнале «Балтика» в 2006 году.

Когда я работаю на Таллинском кладбище Александра Невского, восстанавливая захоронения духовных лиц, ко мне часто, почти каждый день, подходят люди и просят показать могилы родителей Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II. И я всегда с удовольствием отвожу их и сам прихожу к месту захоронения священнопротоиерея Михаила Ридигера и его супруги Елены Иосифовны.

Написать эти строки меня обязывает память о моем духовном отце. Я брал у него благословение на важнейшие шаги в своей жизни. Он благословил меня и мою супругу на брак, и он же вместе с моим тестем отцом Валерием Поведским венчал нас в храме подворья Пюхтицкого монастыря, впоследствии разрушенном. А после венчания мы с Татьяной стали ходить к нему на исповедь. Так духовная связь семьи Поведских с отцом Михаилом Ридигером продлилась уже во втором поколении – ведь мы все знали, что в немецком лагере Пылькюла отец Валерий впервые исповедовался именно у отца Михаила и нашел в этой исповеди успокоение после всех перенесенных им горестей. После выхода из заключения он продолжал ходить на исповедь к отцу Михаилу, считая его своим духовником. Саму возможность покинуть лагерь, само избавление от физической смерти семья Поведских получила благодаря его хлопотам.

В нашей семье хранится ходатайство Епархиального управления об освобождении из лагеря духовных лиц, составленное для немецкой комендатуры. В нем стоят фамилии пяти человек, но пометки об освобождении поставлены только против четырех. Против фамилии Поведского Валерия пометки нет, он должен был остаться в лагере. Немцы считали его неблагонадежным, и для этого у них были основания. В своей автобиографии отец Валерий пишет, что еще в России подвергался аресту – за «неосторожность в словах, высказанных, как я думал, в надежном месте, в которых я выражал отрицательное отношение к репрессиям и казням евреев немцами, а также к их безжалостному отношению к пленным» (в другом месте он уточняет, что высказал недоумение: «Как можно совместить веру в Бога с жестокостями по отношению к евреям и нашим пленным?»). Не этим ли объясняется повышенное внимание к нему оккупационных властей уже на территории Эстонии? Он пишет далее: «Опять по какому-то подозрению я с семьей был переведен в барак № 12 лагеря Пылькюла, находившийся под особым надзором и в изоляции от других бараков. И лишь в ноябре по хлопотам Таллинского духовенства я был освобожден и перевезен в Таллин, где был приписан к Никольской церкви (по ул. Вене)».

Как впоследствии объяснял отец Валерий, его освободили только благодаря личному ходатайству и поручительству отца Михаила Ридигера, которому при этом было объявлено, что при малейшем сигнале на отца Валерия в лагерь заключат их обоих. Таким образом, отец Михаил оказался в положении заложника и очень рисковал. Но это было его отличительной чертой: главное – помочь ближнему. Отец Валерий помнил это всегда, и его дети это помнили.

По выходе из лагеря они не имели ничего своего, кроме дерюжек, на которых всей семьей спали и которыми укрывались. Дочь батюшки Любовь Валериевна вспоминала, что первое время он ходил в немецких бутсах, очень больших, не по размеру, которые при ходьбе сильно хлопали, стучали и соскакивали с ноги. Отец Михаил дал ему подрясник, рясу и какую-то обувь. Когда были пошиты новые облачения, отец Валерий попросил матушку Надежду сохранить этот подрясник, подаренный отцом Михаилом. Матушка починила его и спрятала, а позже отец Валерий завещал похоронить его в этом старом подряснике, что и было исполнено. А когда отца Валерия наградили правом ношения креста с украшениями, то отец Михаил подарил ему свой. После смерти батюшки Валерия этот крест был передан владыке Алексию, для которого он, как крест его отца, является семейной реликвией. А наш батюшка Валерий похоронен согласно его завещанию – с деревянным крестом.