иеромонах Серафим (Катышев) - Петушки обетованные. В трех книгах

Попасть к отцу Кириллу – дело очень непростое. Много людей стремится за советом в мирских делах к благодатному старцу. Бывает, сотни людей стоят в очереди за благословением. Поехал я в Переделкино, где, по слухам, находился отец Кирилл. Но там его уже не было. Говорили, что опять принимает в лавре.

Наступили Рождественские праздники. Людской напор не ослабевал. Отец Кирилл принимал по двести человек в день. Это стоит уже за пределами возможности человека, и сердце не выдержало. Старец слег. Как мы все нудимся по своим скорбям, не жалеем тех, кто полностью отдает себя нам, и осознаем сие, только когда лишаемся возможности общаться с носителем благодати!

Я по-прежнему оставался перед бурной рекой и не знал, как перебраться на другой берег. Скорби разделила моя добрая знакомая монахиня Варвара. Она как-то странно посмотрела на меня и участливо сказала: «Бог милостив, может, скоро и увидите батюшку». Через несколько дней от нее получаю сообщение: «На Крещение в пять вечера будьте у кануна Трапезной». Сердце забилось в радостном предчувствии. Из Москвы в лавру я просто летел.

Посад встретил легким морозцем. Плотный тихий вечер уже наливался темнотой, и снег с невидимых небес узорным пухом тянулся к земле. На смотровой площадке, что на пути от вокзала, невольно остановился. Дух перехватило. В вечернем покое, отринув суету ушедшего дня, под мириадами снежинок в свете прожекторов струилась наверх белокаменная красота. Она увлекала с собой, захватывала, возносила. Какая же это великая мощь! Лавра действительно устремляет человека вверх. Особое чувство приподнятости испытывает большинство из тех, кто переступает ее порог и оказывается на святой земле.

Первая тропка, конечно, к преподобному Сергию Радонежскому – скорому помощнику в скорбях и печалях. В храме немноголюдно и очень покойно. Можно было невозбранно уйти в себя и усердно помолиться. Здесь не нарушалась золотая ниточка, что зыбким лучиком связывает нас в этом состоянии с горним миром. У раки совсем небольшая очередь. Я приложился к мощам, и скорее в Трапезную.

В назначенное время незаметно, как тихое сияние, появилась матушка Людмила. Она улыбалась: «Сейчас Варвара сходит и узнает, сможет ли батюшка встать с постели и будет ли служить панихиду по иноку Иоанну. А пока постоим на всенощной». Народу в этом изумительном по красоте храме было немного. Великий праздник Богоявления закончился, назавтра поминался Иоанн Креститель, отмечали Собор Предтечи, так что в церкви были только свои.

Мы стояли у самых дверей. Многие из прихожан приветливо кивали моей соседке. Здесь ее знали. На чтении кафизмы появилась матушка Варвара. Тихонько шепнула нам: «Батюшка только сегодня поднялся с постели. Завтра попытается отслужить панихиду. Нам велено быть к двум часам».

Утром в половине седьмого мы снова были в лавре, стояли в Троицком соборе. Ранняя служба в этом древнем храме, где покоятся мощи преподобного, несравнима ни с чем. Монашеский хор торжественно возносит твою душу до небес, где она невидимо плывет, завороженная красотой знаменного пения. Я нигде и никогда ничего подобного не ощущал. Тела как будто не было, а душа пребывала в океане разлитой вокруг благодати. Только здесь я по-настоящему постиг силу и красоту Божественной литургии, именно здесь было насквозь пробито огрубевшее от мирской жизни сердце, здесь рухнула последняя плотина, которая уже давно шаталась под напором живительных струй.

Около двух часов мы уже стояли в коридорчике у служебного входа келии, где отец Кирилл принимал посетителей. Проходящие с жалостью поглядывали на нас, как на ненормальных. Ведь всем было известно, что батюшка болен и не принимает. Но вот произошло какое-то движение вокруг, как будто легкий ветерок прошелся. Открылась стеклянная дверь, и в проеме возник худощавый старец в монашеской мантии. Чуть выше среднего роста, держится прямо, на черном фоне выделяется длинная седая борода, взгляд пронзительный, глаза лучистые и добрые. Пока сопровождающий келейник открывал дверь, батюшка нас благословил. Я впервые прикоснулся к сухой пергаментной руке старца и как будто встал у двери, которую отец Кирилл, беря на себя наши грехи, чуть приоткрывает в другой, неведомый нам мир.

Подошли еще архимандрит Сергий и иеродиакон Никон, известный своим мощным кряжистым басом далеко за пределами лавры. Батюшка раздал всем иерусалимские свечи и начал панихиду. В кадильнице курился настоящий ладан, тоже привезенный со Святой Земли. Неземной аромат вместе с проникновенными молитвами захватывал, уносил наши души вверх.

После службы исповедь. Первого направили меня. Я выложил батюшке последние свои грехи, скорби, сомнения и попросил благословения на работу. Он спросил, готов ли просящий потянуть такой воз. Я дерзнул надеяться. Отец Кирилл помолчал, потом как будто засветился и радостно благословил. Эта минута вспышкой молнии, сверкнувшей рядом, четким оттиском осталась в памяти навсегда.

На поминальную трапезу, приготовленную в комнате ожиданий, батюшка не остался. Он благословил и, сославшись на недомогание, удалился. Старец ушел, но как бы остался, продолжал незримо присутствовать. Такой был душевный подъем и ощущение необыкновенной радости. Это состояние испытывал не только я.

Неторопливый рокот иеродиакона колокольным звоном висел над столом. Отец Никон вспоминал, как они с отцом Сергием в далекие пятидесятые имели послушание на кухне и вместе с иноком Иоанном тянули братскую и рабочую трапезу. К 12 ночи прямо падали от усталости, а в 4 утра брат поднимал их на молитву. Сколько сам спал, они и сказать не могут. Несмотря на предельную нагрузку, никуда бежать не хотелось. Легкость внутри была и радость. Когда они расстались с иноком, заведенный ритм нарушился. Физическая тяжесть ушла, но и радости стало меньше.

Кто же такой инок Иоанн, если ему уделяет особое внимание старец? Чем же он вошел в сердце батюшки, который видел на своем веку многие тысячи людей? Какие неведомые сокровища после себя он оставил?

Пока можно было только утешиться рассуждением, что великое и настоящее никогда не лежит на поверхности. Все, что блестит под ногами, сверкает с экрана телевизора и умильно журчит по радио, – это диавольская мишура тленного мира. Настоящие сокровища сокрыты, до них надо добираться, разгребая завалы души, и только дойдя до лучистых кристаллов, можешь сравнить и понять их настоящую цену.

Следующая моя встреча с отцом Кириллом опять была связана с иноком Иоанном. Меня предупредили заранее, что батюшка собирается навестить могилу друга, и мне надлежало быть готовым к выезду в глубинку средней полосы. Наконец я получил известие и 25 июня 1996 года был на месте. Батюшка должен был приехать к вечеру, но мы, встречающие, вчетвером в ожидании уселись на крылечке деревенского дома заранее. Солнце уже умерило свою дневную щедрость и потихоньку клонилось к закату. Ветра совсем не было. Стояла удивительная тишина. Мы пребывали в мире торжественного спокойствия, умиротворения и красоты. Главной темой нашего неторопливого разговора были отец Кирилл да инок Иоанн, которого матушки ласково называли «дедуля». Для меня это были интересные отрывки – общая картина никак не складывалась. Вытягивать же недостающую информацию в тот момент я посчитал неуместным.