Виталий Коновалов - Исследователи

Ирина Сергеевна активно занимается благотворительностью. На этом поприще она встречалась с Архиепископом Мюнхена и Фрайзинга, кардиналом Йозефом Ратцингером, который позже стал Папой Бенедиктом XVI.

По сей день на деревянной веранде старого дома с заросшим садом в пригороде Мюнхена собираются артисты, художники, писатели и просто друзья, пьют чай из самовара и говорят по-русски и о России.

Это сейчас там пафосный арт-центр, музей и отель. А в конце восьмидесятых годов прошлого века это был расселенный под капремонт дом, в котором полулегально поселились художники, артисты и музыканты. Аквариум и ДДТ там репетировали, у БГ альбом даже есть, «Пушкинская, 10» называется.

Жил там и театр «ДаНет» под руководством Бориса Юрьевича Понизовского. Борис Юрьевич – совершенно удивительный человек, сбежавший во время войны из школы-интерната и несколько лет скитавшийся по Средней Азии, научившийся тогда, по его словам, абсолютной внутренней свободе. В восемнадцать лет, неудачно спрыгнув с «колбасы» трамвая, лишился обеих ног. Однако не отчаялся, не опустился, не сломался. Его адрес: Герцена, 35, квартира 1 был известен всему диссиденствующему творческому Ленинграду. У него бывали Леонид Аронзон, Иосиф Бродский, Евгений Рейн (который уже потом, много позже, маститым поэтом и редактором журнала приезжал в Дубну; на нашей «Поэтической гостиной» мы читали ему свои стихи, в результате появился сборник «Физики-лирики»); сам Борис Юрьевич обмолвился мне как-то, что был знаком с Ольгой Федоровной Берггольц и Анной Андреевной Ахматовой.

Я познакомился с Борисом Юрьевичем в Свердловске в 1990 году, когда его театр приехал на гастроли в рамках фестиваля «Весна УПИ» – была (да и сейчас, кажется, существует) в Уральском Политехническом Институте такая смесь капустника, студенческой пьянки и идеологически выдержанной агитбригады. Из него выросли «Красная Бурда», первая команда КВН УПИ, а из нее уже, в известной степени, «Уральские пельмени». В описываемом году, в честь семидесятилетия Института, размах мероприятий был беспрецедентным. Как на фестиваль, организованный Комитетом Комсомола, пригласили авангардный, андерграундный и частный театр Понизовского – тайна сия великая есть. Я был тогда ответственным за побегушки при оргкомитете фестиваля. В мою задачу входило взять «РАФик», встретить группу на вокзале и отвезти в гостиницу «Урал». Когда я подошел к вагону, увидел двух молодых людей (как потом оказалось, Максим Исаев и Павел Семченко) которые пытаются спустить по ступенькам на низкую платформу инвалидное кресло. На кресле царственно восседал монументального вида торс человека с окладистой седой бородой, похожий на сурового Деда Мороза, от которого исходила прямо-таки физическая аура обаяния и уверенности. Ног не было.

Когда приехали в гостиницу и поднялись на третий этаж, Понизовский зычно окликнул идущего по коридору человека: «Эрнест!» и тот, обернувшись, бросился с Борисом Юрьевичем обниматься… «Эрнст Неизвестный» – представил его слегка ошалевшим присутствующим Понизовский… скульптор приехал тогда на Урал выбирать на границе Европы и Азии место для задуманной им скульптуры – памятнику жертвам сталинских репрессиий… Впечатление это на меня произвело колоссальное. Неизвестный был легендой, о нем только-только начали писать в перестроечной прессе, и тут на тебе, мне, девятнадцатилетнему, зеленому студенту (да еще и технарю) ТАКОЕ…

Тогда же я познакомился с Яной Туминой. Сейчас она известная театральная актриса, педагог и режиссер, лауреат премии «Золотая маска», а тогда ей было семнадцать лет, она то ли школу заканчивала тогда, то ли работала после школы, не поступив с первого раза в театральный институт… девушкой она была очень религиозной, а я тогда, в силу возраста, искал себя и свое место в мире. Как-то так получилось, что она стала моей крестной.

Понизовскому прием свердловской публики понравился, и он загорелся идеей приехать в Свердловск на гастроли еще раз. Я, совершенно не представляя, во что вляпываюсь, взялся их организовывать. Ничего, разумеется, в бардаке начала девяностых не получилось, но в Питер я под это дело съездил. Жил сначала на Пушкинской, 10, за кулисами театра «ДаНет», на полу, на каких-то тряпках, потом у тогдашнего администратора театра, Ольги Петровны Волкович.

Заходил на Пушкинскую я и в следующие свои приезды, последний раз виделся с Борисом Юрьевичем в 1992 году. Тогда началось его международное признание, спектакли стали получать всяческие премии, брошки из монтажной пены, раскрашенные лаком для ногтей, которые он мастерил, когда думал, стали продаваться за большие деньги… и на самом подъеме его карьеры он упал на инвалидной коляске с лестницы и ударился головой…

…На надгробии он изображен сидящим спиной к зрителям, чуть обернувшись к ним, напряженно следящим за спектаклем. Именно так, как он написал в эпиграфе к своей «Автобиографии»:

Давно он их просил:

на могильном камне нацарапайте

меня спиной к вашим глазам…

Надпись гласит: «Понизовский здесь».

…Ольга Петровна жила в бывшем доходном доме графа Епанчина на углу канала Грибоедова и Большой Подьяческой. Вот-вот, именно в том, в котором Настасья Филипповна деньги в камине жгла. Вообще, взяв в руки том Достоевского, можно было легко привязаться к местности и найти дом, в котором жила старуха-процентщица, посчитать число шагов от него до дверей Родиона Раскольникова (у меня получиось меньше, значит, я выше его ростом, хотя Федор Михайлович считает его высоким), найти выдающийся углом на Сенную дом, жилище Сонечки Мармеладовой…

Ольга Петровна на полном серьезе утверждала, что она – пра-пра… правнучка Петра Первого, что ее родословная идет от дочери Елизаветы Петровны и графа Шувалова, а в доказательство показывала медальон с портретом Императора и локоном, якобы, Елизаветы, который передается в ее семье по материнской линии. Возможно, это и правда… Вернее, скажем так, имеющиеся исторические источники не позволяют полностью исключить такого развития событий.

За помощью в организации гастролей я отправился к Леониду Федоровичу Быкову, полному тезке и однофамильцу знаменитого актера, директору свердловского ДК «Автомобилист». Леонида Федорвича почти никто не звал по имени-отчеству, чаще просто «Лёней», был он маленького роста, сухонький, говорил трескучим тенорком и всегда носил темно-синий берет, который призван был прикрывать лысину. Дом культуры под его руководством имел славу самого интеллектуального заведения города, слегка фрондерского даже при Великом и Могучем – чего стоит один рок-фестиваль в 1983 году – а в годы Перестройки Быков устраивал весьма смелые эксперименты, и как-то ему это сходило с рук.