Владимир Анисимов - Годы привередливые. Записки геронтолога

В поезде познакомился с новыми товарищами. Хорошо пели, но песни были другие, которых не пели мои друзья-медики и лэтишники. Привезли нас в голую степь, где стояло несколько больших, на 20 человек, палаток, которые успели установить приехавшие несколькими днями раньше квартирьеры. Где-то в километре от нашего палаточного лагеря виднелся казахский поселок. Было жарко. Первоочередной моей задачей было обеспечить отряд питьевой водой. Местный бригадир-казах подвел меня к трактористу, к колесной «Беларуси» которого была прицеплена цистерна с насосом.

– Вот, доктор, поезжай с Мишей в посёлок, там колодец хороший, наберешь воды.

Подъезжая к колодцу, я стал свидетелем потрясшей мое медицинское сердце картины: на телеге, запряженной неопрятной лошадкой, к колодцу лихо подкатил казах в лохматой шапке, снял с телеги ведро, сбил со дна комок грязи или навоза, привязал к ручке навозную веревку и забросил ведро в колодец. Набрав воды, он отпил из ведра, отвязал веревку, остальное вылил в какой-то жбан и лихо укатил, разогнав стадо гусей.

– Миша, – обратился я к трактористу, – здесь мы воду брать не будем. Нет ли поблизости другого колодца?

Миша сказал, что в трёх километрах за прудом находится пионерский лагерь, где есть чистый колодец. Приехали в лагерь. Начальник лагеря объяснил мне, что дебет колодца невелик и воды едва хватает для нужд пионерлагеря. Видя мое разочарование, он рассказал, что есть недалеко старый заброшенный колодец, в нем была хорошая вода, но его нужно почистить. Колодец был с крышкой и воротом, но бревенчатые стены его были темны и склизки. Миша откачал насосом всю воду из колодца, я спустился в него на старой цепи, выгреб со дна весь мусор и скопившуюся грязь, которую в ведрах вытаскивал наверх Миша. Дно мы засыпали чистым песком, благо его было много поблизости, навесил на крышку замок, который одолжил мне начальник лагеря, и запер его на ключ. Он разрешил нам набрать немного воды из действующего колодца. Вечером мы с Мишей снова поехали в пионерлагерь, открыли колодец, который уже заполнился водой, откачали всю воду, я бросил на дно горсть таблеток с дезинфицирующим составом для питьевой воды, которыми нас снабдили еще в Ленинграде. Наутро воду уже можно было пить. Я передал ключ от колодца Мише, и он снабжал нас отличной питьевой водой – ни одного случая гепатита или кишечной инфекции в отряде не было.

Строили мы рядом с казахским поселком ферму – два коровника из бутового камня. Политехи не имели опыта работы с камнем, который я приобрел на своей первой целине. «Давайте сделаем щиты для кладки, нас армяне научили», – сказал я командиру и мастеру отряда. «Мы это обсудим на заседании штаба», – сказали мне, но на заседание не пригласили. По правилам ССО врач был членом штаба, куда входили также командир, комиссар, мастер и завхоз. Но мне объяснили, что все члены штаба являются членами КПСС, и они представляют собой партячейку, и заседания штаба – это заседания партячейки, куда не членов партии могут приглашать лишь при особой надобности. Я удивился, но не стал спорить: «В каждой избушке – свои погремушки». У меня была своя небольшая «медицинская» палатка, где я оказывал помощь нуждавшимся в ней товарищам по отряду. Отрядный врач мог не работать в бригадах на строительстве, как и бывало во многих отрядах. Однако мне сидение без дела, поскольку собственно медицинской работы было немного, не нравилось, и я работал в одной из бригад наравне со всеми. Решение штаба было такое: сделаешь один щит, тогда посмотрим, как пойдет с ним у тебя работа. На следующий день, когда наша бригада, используя два щита, существенно перевыполнила норму по кубатуре кладки, партячейка одобрила мою инициативу. Уже из других бригад приходили «перенимать передовой опыт», в который раз свидетельствуя о направляющей и руководящей роли партии в строительстве светлого будущего для казахских коров.

Нужно сказать, что мое решение проблемы с питьевой водой было довольно удачным. В отряде никто не болел, чего нельзя было сказать о жителях казахского поселка. В течение месяца, который мы провели, строя коровники в этом месте, несколько раз за мной приезжали из деревни, чтобы я осмотрел заболевших детей, взрослых и стариков. Обычно это были кишечные инфекции, простуды, пневмонии, отиты. Я оказывал помощь, назначал лечение, давал лекарства из своих запасов, направлял, когда требовалось, больных в районную больницу. После визита каждый раз хозяин дома предлагал рюмку водки или кумыса. Отказаться было нельзя – обидишь. Водки я не пил и даже к тому времени еще и не пробовал, да и не хотелось – жара стояла страшная. А кумыс был холодным, его доставали из-под пола, наливали в большую пиалу. Я быстро привык к этому замечательному и несколько хмельному (как пиво) напитку из кобыльего молока и с удовольствием его пил.

Однажды завхоз отряда разбитной парень Витька Ицкович сказал мне, что приглашает меня и ещё нескольких его друзей на «пикничок». Мы сели в штабного «козлика», за рулем которого был сам зав-хоз, проехали плотину у пруда за казахским поселком, проехали пионерский лагерь и остановились у нескольких чахлых кустов, громко называемых рощей. Расстелили на пожухлой травке солдатское одеяло, открыли консервные банки с килькой и сайрой, нарезали огурцы и хлеб, Витька торжественно извлек из огромного портфеля две бутылки сухого белого вина «Бiле мiцне». Разлили по кружкам первую бутылку, выпили, закусили. Когда Витя взялся за вторую, произошло непонятное: дно бутылки осталось на одеяле и все вино образовало небольшую лужицу, на которую мы с некоторым изумлением уставились. Первым не растерялся, конечно, завхоз: он схватил ложку и стал быстро набирать вино в свою кружку. Кто-то также ложкой стал быстро набирать вино и пить его, минуя стадию его сбора в кружку, что ускорило дело. Но ложки было всего две, и третий мой собутыльник припал к своему краю лужицы вина и стал по-собачьи лакать его. Не поверите, но на ворсистом одеяле даже мокрого пятна не осталось – так быстро и находчиво справились мои товарищи с возникшей проблемой.

Через несколько дней мы завершили строительство коровников, оставалось сделать стропила и крышу, и основная часть отряда должна была переехать в другое отделение того же совхоза. Мне нужно было отдать начальнику пионерлагеря ключи и замок от колодца. Мы поехали на «Беларуси» с прицепленной цистерной. Шел дождь. Дорога шла по импровизированной плотине, подпиравшей ручей, образовав довольно большой пруд, в котором мы даже иногда купались, несмотря на то, что из него пили коровы и лошади и он зеленел местами. Плотина была довольно высокой – метров 15–20. Неожиданно на середине пути через плотину передние малые колеса «Беларуси» соскользнули по раскисшей глине, и трактор стал медленно сползать под уклон на большие камни, лежавшие у основания плотины. «Прыгай, доктор!» – закричал Мишка, выключив зажигание и сиганув с трактора. Я последовал за ним, и освобожденный от седоков трактор вместе с цистерной перевернулся и рухнул к основанию плотины на камни. Мы взобрались на дорогу по скользкому глинистому телу плотины и пошли в свой палаточный лагерь, хохоча во все горло.