Array Сборник - Марковцы в боях и походах. 1918–1919 гг.

Офицеры иных полков принимали меры даже через головы своих командиров. Вот запись офицера 127-го Путивльского полка:

«Все мы принадлежали к той полковой „элите“, которая сложилась из бывших „прапорщиков армейской пехоты“, постепенно заменявших кадровых офицеров на ротах, командах и даже батальонах. Эта „элита“ спаялась в дружную семью со строгой моралью взаимной выручки, независимо от приказаний свыше. Часто собирались и обсуждали положение, вырабатывали общую линию поведения. Была вера в генерала Корнилова и в самый разгар его выступления от имени всех офицеров полка была послана ему телеграмма с предложением оставить полк и явиться ему на поддержку. После его неудачи, строили планы пробраться на Дон к Каледину».

А между тем все требования генерала Корнилова, поддержанные генералами Деникиным, Марковым и др., оставались без должных последствий: сохранению армии Керенский предпочел сохранение революции. В генерале Корнилове, вслед за революционными организациями, он стал видеть врага революции, и 7 сентября генерал Корнилов, а вскоре генералы Деникин, Марков и др., были арестованы и посажены в тюрьму. В эти же дни из тюрем были освобождены Троцкий и др. большевики, арестованные за июньское восстание.

Верховным главнокомандующим стал сам Керенский.

Все то, что делалось в армии и вселяло какие-то надежды, рухнуло. Развал армии стал прогрессировать быстрым темпом. «Долой войну!» – стало злободневным лозунгом масс. «Немцы тоже не хотят войны! Они наступать не будут!» – твердили они. «Долой войну!» – оставалось требованием на митингах и после того, как немцы все же перешли в наступление и заняли г. Ригу.

Для Керенского «самые свободные солдаты в мире» стали «взбунтовавшимися рабами».

Но своей политики он не изменил. Потерявшие воинский вид части еще не оставляли фронты, и это позволяло ему надеяться на лучшее, хотя он, конечно, знал, что они просто выполняли задания Петроградского совета солдатских и прочих депутатов.

Положение офицеров стало нестерпимым: за оскорблениями следовали издевательства, насилия, покушения на жизнь и убийства в диких самосудах. Особенно тяжело было положение офицеров пехоты. Они стали песчинками в разбушевавшейся стихии. Разбитые морально, они стали искать легальные и даже нелегальные возможности оставить ряды своих частей…

В конце сентября в м. Будслав, на линии железной дороги Молодечно – Полоцк, при штабе 3-й армии был созван съезд представителей офицеров от частей для выяснения положения в армии и выработки мер для ее сохранения. На этот раз офицерский съезд собирался по инициативе Временного правительства, в лице комиссара армии полковника Постникова.

Съезд длился три дня.

Первый день – открытие съезда комиссаром и доклады с мест о положении. Начался он громким инцидентом: первые же слова комиссара, повторенные несколько раз: «Я комиссар 3-й армии, полковник Постников» – сразу же прерывались криками: «Полковник? Где погоны?» И только заявление командующего армией, что полковник Постников носит «присвоенную ему по должности форму одежды» (форма а-ла-Керенский) заставила прекратить выпады.

Доклады с мест рисовали картину полного разложения пехотных частей и небезнадежное положение в других, «если в пехоте будет порядок». Роль офицера в пехоте свелась, от причин не от него зависящих, быть «мишенью для стрельбы» и «чучелом для штыковых ударов». О продолжении войны думать не приходится. Сохранить хотя бы фронт, т. е. продолжать сидеть в окопах, по мнению одних еще возможно, при условии изменения некоторых порядков в армии и при главном условии – если противник не будет наступать; по мнению других – только при условии полного проведении мер, предъявленных генералом Корниловым.

Как взрыв бомбы поразила всех прочитанная делегатом от 24-го пехотного Симбирского полка резолюция гг. офицеров полка. В резолюции подводились итоги борьбы офицеров и лучших солдат за сохранение боеспособности полка. Достижения следующие: был изъят из полка один из опасных демагогов (под видом командировки), а затем и главный демагог, ненавистник офицеров, председатель полкового комитета солдат Иваночкин. (Он был захвачен ночью в доме деревни, где он жил и… исчез.) Разгон силой собрания полков, комитета, который, несмотря на протесты офицеров, разбирал вопросы, не относящиеся к его компетенции; по настоянию офицеров полка был устранен временно командовавший полком подполковник Гр., заискивающий перед толпой, ей послушный и… ею любимый. Все эти случаи не вызвали никаких эксцессов, и полковник, по словам начальника дивизии, оставался наиболее сохранившимся.

Но одновременно «силы порядка» в полку несли потери. Пришлось перевести из полка двух командиров рот; пришлось оставить полк командиру полка, на которого готовилось покушение; было два покушения на начальника пулеметной команды (стрельба в него) и на командующего батальоном (в убежище которого была брошена ручная граната, контузившая его и двух находившихся с ним офицеров). И, наконец, апогей всего: самосуд над командующим батальоном, кончившийся, к счастью, без смерти, благодаря решительным действиям офицеров, но вышедшими из схватки с сорванными погонами и с полученными ударами.

Резолюция заключалась следующим: теперь офицерам в полку больше нечего делать и, если без промедления не будут восстановлены власть и дисциплина, то они, офицеры 24-го пехотной полка, будут считать себя свободными от несения службы.

Впечатление на всех эта резолюция произвела потрясающее. Помещение огласилось криками: «Правильно! Иного выхода нет! Браво!» и… «Позор! Предательство! Пусть уходят!»

Второй день съезда был посвящен прениям по докладам и выводам.

Некоторые делегаты были многословны и красноречивы и столь же несправедливы к пехотным офицерам. Вскрывались язвы, благодаря которым якобы и создалось такое тяжелое положение: отчужденность пехотной офицеров от своего солдата, отсутствие близкого интереса к его духовным и физическим запросам, неуважение к его личности и основа всего этого – недостаточная культурность пехотного офицера.

– У нас, в артиллерии, нет и не может быть такого положения, хотя мы и признаем, что зараза может проникнуть и в наши ряды, – говорили иные делегаты.

Возмущению и негодованию в связи с такими заявлениями не было границ. Согласны с ними были немногие и в их числе комиссар.

Третий день съезда – выработка резолюции. Резолюция ничего нового не дала, и вся она была составлена в духе требований генерала Корнилова. Принята была единогласно. Но разъезжались со съезда офицеры без всяких надежд и оказались правы: Временное правительство ответило молчанием и… продолжением своего дела. Развал в армии продолжался. Окончательно развалилось и то, что должно было быть корпусом или Союзом офицеров. Одни офицеры «поплыли покорно по течению», другие вдруг объявили себя сторонниками Временного правительства; третьи, отрешившись от всяких дел, ждали когда им удастся уехать домой, отдохнуть и заняться своим частным делом; четвертые видели дальше: и дома им не удастся обрести покой, пока не будет сброшена революционная власть. Офицеры разбились по группам, чуждым и даже враждебным друг другу.