Михаил Ненашев - Заложник времени. Заметки. Размышления. Свидетельства

Еще один источник оптимизма – может быть, самый главный – Отечество, дарованное мне моими предками. Трудна, многострадальна, горестна история моего Отечества, но и знаменита, славна могучим добросердечным народом, великой историей, ни с чем не сравнимой природой, неповторимой ценности культурой. Мое Отечество переживало разные времена, среди них были смутные, когда его живое тело рвали на части безродные временщики, грабили национальное достояние, но оно всегда находило в себе силы, вставало из руин и снова во всем могуществе представало перед миром. И я верую – не может погибнуть мое Отечество с его могучим народом и великой культурой.

Старость – это тоже привычка, заметил один мудрый человек. Я не чувствую тяжести лет, живу полнокровной жизнью и как оптимист верю, что в ней еще будет счастье, и если не мое, то моих детей, внуков, ради которых я живу. Убежден, они будут более счастливыми, чем мое поколение, ибо мы очень дорого заплатили, чтобы это произошло.

Тебе предстоит, читатель, познакомиться с моими заметками, размышлениями. Не суди меня слишком строго: все, что я намерен поведать и представить на твой суд, всего лишь свидетельства времени. А свидетельства – это только отдельные черты сурового времени, которое мы прожили и в котором продолжаем жить.

У каждого своя судьба и свой крест, чтобы нести его всю жизнь. Судьба не бывает одинаковой, у каждого она своя, только ему данная, и ее надо пронести достойно, не жалуясь, ибо за нами идет следующее поколение с теми же исканиями смысла бытия и познания себя. И если эта книга в чем-то сможет помочь в этих исканиях, значит, она была написана не напрасно. И потому посвящена она моему внуку Даниле с надеждой, что судьба к нему будет более благосклонной.

Все имеет свое начало. Началом каждого из нас являются наши родители. Мы их продолжение, и в них наши истоки. Истоки достоинств и недостатков. Родителей не выбирают, они, как и судьба, предназначены каждому из нас свыше.

Мои родители были простыми, обыкновенными людьми. Происхождение свое вели от крестьянского рода, корни которого затерялись в Центральной России, в Тамбовской губернии. Еще до того, как они появились на свет (они были погодки: отец – 1908-го, а мама – 1909 года рождения), родители их в поисках лучшей доли обосновались в Оренбургской губернии, в казачьем поселке Бородиновка Березиновской станицы. Здесь в 1929 году, в ноябре месяце, в Михайлов день по церковному календарю, я и родился. Мой дед со стороны отца, Ненашев Яков Семенович, был урядником оренбургского казачества, а дед со стороны матери, Труфанов Андрей Иванович, имел казачий чин вахмистра и два Георгиевских креста за участие в Русско-японской войне 1905 года.

Может быть, я еще напишу о своих родителях, но это будет уже другая книга. Здесь же расскажу лишь о том, что в них было примечательного, какие свидетельства времени они несли в своей жизни. Среди многих качеств, свойственных им, больше всего запомнилось не знающее устали крестьянское трудолюбие до самой глубокой старости, пока их не одолели хвори и годы. В своей памяти я так и не могу представить их в праздности. Все, что они делали в жизни, меньше всего было посвящено себе и отдавалось без всякой корысти детям, внукам, дальним и близким родственникам. Жизнь не была к ним слишком милосердной, но они никогда не жаловались. Безропотно, сохраняя неизменный оптимизм, несли свой крест, повторяя, как ежедневную молитву, старую крестьянскую заповедь: «Терпение и труд все перетрут».

Не один раз раздумывал я о происхождении многотерпения и безропотности своих родителей. Откуда они? От обычной крестьянской неприхотливости и привычки к нескончаемой череде трудностей, невзгод, сопровождающих их всю жизнь, или от рабской покорности и терпения, унаследованных от отцов и дедов? Однако, думаю, не только это формировало их биографии. Не знаю, разделит ли мое мнение читатель, осмелюсь, однако, предположить, что суть бытия моих родителей, как и других, принадлежащих к поколению, чья сознательная жизнь измеряется таким фатальным рубежом, как 1917 год, определяло время от одного крепостного права к другому: от крепостного рабства, отмененного на Руси только в 1861 году, там истоки их предков, до советского, тоже тяжелого, трагического для крестьян, которое стало сутью жизни моих родителей и моей.

Семья, где родилась и выросла моя мать, была из бедных: и дед, и его братья большую часть жизни, исключая годы обязательной казачьей службы и войн в защиту Царя и Отечества, батрачили и жили у богатых казаков. Они были известными в станице пастухами и искусными наездниками. В этом я мог убедиться сам, когда дед Андрей посадил меня, пяти лет от роду, впервые верхом на коня, а я тотчас же как куль свалился с него, и он, скрывая огорчение, терпеливо показывал, как должен себя вести в седле настоящий казак.

Семья отца была зажиточной, но только оттого, что от зари до зари работала в поле и имела крепкое, при собственных лошадях и волах, хозяйство. По рассказам отца, они, трое братьев и две сестры, работали с малолетства без выходных на своей земле. А вот достаток, как видно, не был особенно велик, ибо все три брата при женитьбе, мой отец это хорошо запомнил, будучи самым младшим, надевали одно и то же парадное пальто и одни сапоги, хотя разница в возрасте от старшего к младшему составляла 8 лет.

Чтобы не оборвалась тонкая нить связи времени между поколениями, попросил я, за три года до смерти, своих родителей написать их биографии: и то, что они помнят сами о своих предках, и то, что они слышали от них. С крестьянской добросовестностью написали мне они свои биографии. Теперь, перечитывая эти записи, не могу сдержать слез – так много оставили они на этих тетрадных страницах в клеточку свидетельств своей жизни, проявив при этом удивительно здравое и спокойное восприятие выпавших на их долю горестей и радостей. Обращают на себя внимание, как черты времени, распространенные в рассказе родителей, в объяснениях крутых перемен их жизни, переездов выражения: взяли, забрали, мобилизовали. Вчитываюсь в корявые строки, размышляю и вижу, как суровое время истории нашего Отечества тяжелым плугом перепахало судьбы моих родителей без жалости и сострадания. И особенно горестной кажется их жизнь оттого, что была она самой обыкновенной, типичной для поколения, для судеб миллионов людей с обычными для всех трагедиями. Страшное было время, если ему были свойственны такие несоединимые в нормальном человеческом представлении понятия, как обычные трагедии.

У матери, в нищей батрацкой семье, которая так и не смогла до ее замужества выбраться из низкой землянки с полом, устланным лишь соломой, было 13 детей. От болезней, эпидемий – спутников нищеты – в раннем возрасте умерло 10. Осталось трое – старший брат Василий, средний Степан и моя мама. В 1919 году, в разгар Гражданской войны, насильно мобилизованный сначала белыми, а потом красными, погиб в оренбургских ковыльных степях Василий. В 1921 году, голодном году на Урале, когда вымерло более трети деревни, Степан в возрасте 20 лет поехал в ближайший город Троицк за хлебом. Поменяв на базаре остатки казачьей одежды на ведро муки, при возвращении с таким «богатством» запозднился и заночевал на одном из придорожных хуторов. Хозяева, недобрые люди, увидев содержимое сумки гостя, убили его ночью и выбросили тело подальше от дома. Так осталась моя мама у родителей одна, единственная надежда и радость.