Николай Шахмагонов - Александр II в любви и cупружестве. Любовные приключения императора

Он снова коснулся ее руки, полуобнял за талию.

– Ой, нас, кажется, ищут, к нам идут.

Шел граф Адлерберг. Больше никто не решался нарушить уединения цесаревича и прекрасной дочки хозяина имения. Но это уединение становилось уже, мягко говоря, слишком затянувшимся.

– Да, да, граф! – кивнул цесаревич, упреждая какие-то слова, которые тот должен был произнести. – Мы идем. Что там?

– Вечерний чай…

– Ах, вечерний чай… Да, да… Мы сейчас. Еще пару минут.

Цесаревич был в этом месте и в эти часы главным, самым главным. Он мог решать и делать, казалось, все, что его душе угодно. Но это только казалось. И он в значительной степени являлся пленником этикета – тех ограничений, которые придумали себе люди, чтобы сделать свою жизнь сложнее, скучнее и неинтереснее. Ограничения в «многомятежных человеческих хотениях» – любимая фраза Иоанна Грозного – необходимы, но важно, чтобы они исходили не от нарочитого «держать и не пущать», а из сердца, из души, порожденные не только знаниями порядков и правил, а воспитанием – правильным, назовем его патриархальным, – воспитанием, которое всегда выше образования, превращающегося в образованщину, если нет воспитания.

Цесаревич Александр Николаевич с самого раннего детства демонстрировал свои образованность (ведь у него были лучшие учителя) и воспитанность – ведь у него был необыкновенный, талантливый, чуткий, но в то же время, если нужно, требовательный и жесткий воспитатель – Василий Андреевич Жуковский.

Ну а уж педагогом Жуковский являлся отменным. В молодости он проявил себя учителем нескольких поколений своих племянниц по многим предметам, а в особенности по изящной словесности. Но и он однажды не выдержал искушения и горячо, до беспамятства влюбился в одну из своих учениц, с которой состоял в слишком близком родстве, чтобы надеяться на что-то серьезное в их отношениях.

Отменное воспитание цесаревича тоже не смогло оградить его от влюбленностей во фрейлин. И вот теперь он снова оказался в плену своих чувств, быть может, самых сильных и искренних в его жизни.

Портрет великого князя Александра Николаевича.

Художник И. Винберг

Они вышли из беседки и направились к дому, перед фасадом которого уже собрались и хозяева, и гости.

– Аленушка… Я не могу с вами расстаться. Одна мысль об этом убивает меня.

– Но что же делать? Мне тоже жаль, что вы уезжаете? Может, погостите у нас? – с надеждой прибавила она.

– О, нет. Увы. Мой батюшка-государь составил очень жесткий план путешествия. И завтра меня уже ждут в Смоленске. А знаете? Я приглашаю вас с собой, в Смоленск. Вы согласны?

Что могла сказать Елена Каретникова, ведь она была и во власти своей влюбленности, и во власти своих родителей. А что могли сказать они? Как ответить на приглашение дочери в поездку? Но ведь она была в какой-то мере и во власти наследника престола!

Какая буря чувств пронеслась в родительских сердцах, когда они услышали из уст цесаревича – наследника престола российского – просьбу отпустить с ним в Смоленск их юную доченьку, которую они берегли и лелеяли, которую охраняли от любых опасностей, в том числе и на любовной ниве?

Тут приходит некоторое сравнение об уже упомянутом вскользь случае на балу, хоть и весьма отдаленном по событийности, но похожим по сути своей.

Однажды на балу в Москве, во время празднований по случаю коронации, императора Павла Петровича пригласила на танец красавица Анна Лопухина. Этот случай описывается в разных вариантах. По одному из них, девица Лопухина, необыкновенно красивая, случайно подошла к императору – ошиблась. По другому варианту, она ошиблась намеренно и так мило стушевалась, что император был очарован в мгновение. Ну а далее… Далее самое интересное. «Гнусный турок Кутайсов», кстати, впоследствии предавший своего благодетеля в роковую ночь 11 марта 1801 года, и отец Анны Лопухиной тут же решили воспользоваться влюбленностью государя и сделали все, чтобы завязался роман. Тем более Павел Петрович, полный сил и энергии, оказался в весьма сложном положении. После последних родов его супруге Марии Федоровне врачи категорически, под страхом смерти, запретили выполнение супружеских обязанностей.

Но это было при дворе, где у многих прожженных царедворцев повредились нравы. А тут… Тут российская глубинка!

Конечно, если бы не жестокий закон, по которому великие князья, а в особенности наследники престола, могли жениться только на заморских принцессах, можно было бы уповать на такое развитие отношений, которое могло окончиться супружеством. Но в данном случае такой исход исключался полностью.

Ночь. Теплая июльская ночь. Короткая ночь. Цесаревичу не спалось. Вышел на балкон. Кругом тишина до звона в ушах. Смолкло все в господском доме, погасли свечи, потемнели глазницы окон. Где-то близко, за каким-то окном она, красавица Аленушка. Сердце забилось, когда вспомнил легкие прикосновения, вспомнил кроткий, нежный голосок, блеск прекрасных глаз. Заставил себя вернуться в комнату, лечь, постараться заснуть, ведь день ждал сложный, хлопотный.

Но долго не спалось родителям красавицы Аленушки. О чем только не передумали Алексей Степанович и Ксения Ефимовна, в каких переживаниях провели ночь, неведомо, да только поутру не смогли они найти убедительных аргументов, чтобы запретить дочери поездку в Смоленск. Не посмели они открыто высказать опасения, что цесаревич – наследник престола российского, сын несгибаемого Николая Павловича – окажется обыкновенным соблазнителем и обесчестит их доченьку. Вон Лопухин мечтал, чтоб обесчестили, да только там-то как раз все завершилось лишь платоническим романом. А здесь?!

Но не будем забегать вперед…

Вспомним, как объяснил свой поступок в кинофильме «Жестокий романс» Паратов… Голову потерял и тому подобное, а потому неповинен и точка. Конечно, неуместна аналогия между цесаревичем, будущим выдающимся государем, павшим от рук врагов России, и взбалмошным, себялюбивым и эгоистичным купчиком. Но… чувства, если они действительно очень сильны и искренни, порой не знают границ. Приглашая красавицу Аленушку в поездку, цесаревич Александр Николаевич был охвачен лишь одним желанием – еще хотя бы немного побыть с нею рядом. Увы, он не принадлежал себе, он не мог взять да остаться погостить в Кимборове. Он был обязан сесть в карету и мчаться дальше, дальше и дальше по просторам России. Но у него было несколько дней на посещение Смоленска и на ознакомление со Смоленщиной. И он хотел, чтобы рядом была поразившая его красавица.