Евгений Бажанов - Миг и вечность. История одной жизни и наблюдения за жизнью всего человечества. Том 6. Часть 8. Под другими знаменами. Часть 9. На кругосветной орбите

Еще одна особенность Кореи заключается в том, что она на протяжении столетий управлялась королями, которые считались наместниками Неба и обладали абсолютной властью. Все важные решения, касающиеся жизни королевства и его подданных, принимались лично королем. Даже дерево посадить нельзя было без высочайшего согласия. И пароли ночным стражникам тоже придумывал самодержец. Наследник также выбирался монархом, причем без каких-либо ограничений, произвольно. Выбор мог пасть на любого мужчину, представителя правящей династии – брата, сына от одной из наложниц, племянника, внука. Случалось, короли меняли свое решение, отказывались от первоначальной кандидатуры и называли наследником другую персону, потом еще одну и т. д.

Монархи вместе с тем должны были придерживаться определенных и довольно стесненных рамок в своем поведении, диктовавшихся конфуцианским учением. Иначе они бы теряли «мандат Неба» на управление страной. Им полагалось не только осуществлять руководство государством, но и ежедневно штудировать классические китайские тексты. Они обязаны были ограничивать себя в увеселениях и в поездках по стране, воздерживаться от путешествий за пределы Кореи. Короли не очень интересовались военным делом, считалось ниже их достоинства участвовать в охоте. Существовало специальное ведомство по контролю за поведением короля и его родственников. Руководители ведомства имели даже право критиковать монарха, которым, впрочем, не часто пользовались. А когда увлекались и по-настоящему нападали на королевских особ, то получали «по шапке».

В целом линия поведения монархов, видимо, всех устраивала. По крайней мере, в Стране утренней свежести веками не происходило государственных переворотов, гораздо реже, чем в других странах, случались заговоры, мятежи, народные восстания. Не удивительно, что династия Кимов в Северной Корее тоже до сих пор обходилась без катаклизмов, тем более что в отличие от своих предшественников-королей коммунистические вожди неизменно уделяли и уделяют повышенное внимание армии, опираясь не столько на традиции, сколько на штыки военных.

Но если в зажатом в тиски обществе Северной Кореи тоталитарный режим поныне чувствует себя вольготно, на Юге авторитарная власть все больше входила в противоречие с потребностями развитой рыночной экономики и порождаемого ею среднего класса. В 1979 году диктатор Пак Чжон Хи был застрелен соратником, главой южнокорейского ЦРУ. На суде обвиняемый заявил, что пошел на убийство ради «восстановления демократии» в стране.

Ну а в процессе подготовки к поездке в Южную Корею в августе 1991 года мы еще намаялись с авиабилетами. В ту пору российско-южнокорейские отношения переживали бум, народ мотался туда-сюда, пришлось задействовать «блат», чтобы вылететь в намеченные сроки.

Рейс «Аэрофлота» выполнялся из Шереметьево-I. В прошлом, в 1970-е годы, пользовались этим аэропортом при полетах между СССР и США, и тогда он казался по крайней мере солидным (хоть и некрасивым). Теперь, в разгар перестройки, Шереметьево-I выглядел жалко – обшарпанный, пыльный, неблагоустроенный, неорганизованный.

Таможню и регистрацию на рейс мы прошли первыми и без проволочек. Никто на наши диппаспорта толком и не взглянул. Демократия, свобода, раскрепощение страны – с удовлетворением констатировали мы про себя. У погранпоста «демократия» достигла своего апогея – он был пуст. Мы пересекли воображаемую границу и уселись в маленькой комнатке в ожидании пограничников. Появились они через полчаса. Мы вернулись на российскую сторону, получили в паспорта печати о пересечении границы и вновь расположились в маленькой комнатке.

В нее быстро набивались пассажиры, вскоре стало тесно и душно. Половине вошедших мест не досталось, люди стояли прямо у ног сидящих. Туалета и буфета у этого «зала ожидания» не было, пассажиры терпели, кто-то болтал, остальные смотрели в одну точку. Отдельные экземпляры смели возмущаться вслух: «Безобразие! Даже военнопленных так возить негоже!». Реагируя на бунтарские реплики, пограничники зло посверкивали очами.

В конце концов подали автобус, отвезли к самолету и оставили ждать у трапа. Кончилось и это ожидание, пассажиров пустили на борт лайнера. Нам южнокорейцы оплатили билеты первого класса. Вскоре после взлета началась кормежка. Сначала удостоились угощения члены резервного экипажа, также расположившиеся в первом классе. Но долго завидовать не пришлось. На протяжении полутора часов нам подносили разнообразные закуски, горячие блюда, фрукты, торты, кофе, воду. Рекой лилось спиртное.

Когда стрелки часов показывали полночь по московскому времени, за иллюминаторами забрезжил рассвет. К трем ночи в глаза уже били яркие лучи солнца. Внизу обозначились в дымке горные цепи. Это Северо-Западный Китай. В душе колыхнулись ностальгические струнки: шесть лет не были в Поднебесной! Ближе к утру самолет начал спускаться в аэропорт Шанхая. В иллюминаторе показались квадраты полей и поселки из каменных двухэтажных домов. Никаких лесов. И сам город остался в стороне, лишь на горизонте мелькнуло несколько небоскребов.

После нашей посадки по летному полю задвигались люди в форме, на велосипедах и пешком. Мы расселись в убогом автобусе. Пасмурно, накрапывает дождь, ветер разносит приторные ароматы китайского влажного жаркого лета. После длительного пребывания в автобусе пассажиров почему-то вернули в самолет и велели ждать вылета там. Служащие чистили туалеты и салоны. В соответствии с традициями китайского казарменного социализма на каждого вкалывающего приходилось четверо-пятеро пассивных наблюдателей. Через иллюминаторы было видно, как местные представители встречали у трапа соседнего самолета каких-то важных иностранцев. Суетились, жестикулировали, радушно улыбались.

Но вот мы вновь в воздухе, летим над Желтым морем, плотно закрытым облаками. Натуля устала, укрылась одеялом, спит. Через полтора часа самолет приземлился в Сеуле. Аэропорт Кимпхо смотрелся лучше шанхайского, не говоря уже о Шереметьево-I. Он выглядел современным, просторным, красивым и чистым. Таможенников мы и не заметили, пограничники (иммиграционные инспекторы) быстро обработали паспорта. Вышли в общий зал аэропорта, навстречу – Ким Ен Ман. Он несколько нервничал и стеснялся. Жестами пригласил на стоянку машин.

На улице стояла жара, но мы погодных неудобств не замечали, увлеклись наблюдениями за жизнью этой новой для нас страны. Стоянка, растянувшаяся на километр, была заполнена исключительно корейскими автомобилями. Заметив наше удивление, Ким Ен Ман разъяснил, что в Южной Корее принято пользоваться машинами отечественного производства. Для политического деятеля проехаться на импортном авто равносильно самоубийству, на такую «вольность» могут решиться разве что звезды шоу-бизнеса.