Евгений Бажанов - Миг и вечность. История одной жизни и наблюдения за жизнью всего человечества. Том 3. Часть 5. За Великой Китайской стеной

В-четвертых, несомненно также и то, что на заключительном этапе гражданской войны (1945–1949) руководство компартии однозначно сделало ставку на сотрудничество с СССР, советскую помощь. Вашингтон же был для КПК уже противником, поддерживавшим гоминьдановский режим. Китайские коммунисты пришли к выводу, что «прямое вмешательство и подрывная деятельность США… стали основной опасностью для китайской революции… в идеологическом и военном плане США вели подготовку к прямой вооруженной конфронтации, КПК исходила из возможности вооруженной оккупации американскими войсками прибрежных городов Китая».

Чтобы рассеять сомнения Сталина в «надежности» КПК, Мао Цзэдун в 1947 году впервые употребил понятия «лагерь борьбы всего мира против империализма» и «лагерь социализма». Причем силы китайской революции характеризовались в качестве составной части антиимпериалистического лагеря, возглавляемого Советским Союзом.

Возникает вопрос: могли ли американцы избрать другую политику в отношении КПК? Известно, что вплоть до последнего момента они не отказывались от контактов с КПК. После освобождения Нанкина посол США не эвакуировался с гоминьдановцами, а остался для обсуждения возможностей установления дипломатических отношений с новой властью. Тем не менее, когда 28 апреля 1949 года Мао Цзэдун направил послание с соответствующим предложением (при условии разрыва между Вашингтоном и Чан Кайши), Белый дом отреагировал отрицательно.

По всей видимости, Соединенные Штаты не могли поступить иначе, ведь к тому времени на всех направлениях развернулась холодная война. С точки зрения Запада Сталин перешел во фронтальное наступление и остановить его можно было, лишь противодействуя проводникам советского влияния – коммунистическим партиям (среди них – КПК). С такой точкой зрения соглашаются и многие китайские исследователи; ими указывается, что в условиях, когда США и СССР оказались на грани войны в Европе, Соединенные Штаты «не могли позволить себе спокойно взирать на растущую мощь СССР на Дальнем Востоке».

Об ошибках Сталина и Коминтерна в отношении китайской революции в КНР говорилось много и часто на самом высоком уровне. В июле 1949 года, когда Лю Шаоци находился в Советском Союзе на переговорах по вопросам образования КНР, Сталин признал, что советская сторона в прошлом «неподобающим образом» вмешивалась в дела китайской революции. Он сказал: «Мы мешали и препятствовали вам, и я по этому поводу испытываю угрызения совести». Но даже если бы Москва была всегда права, все равно трения между КПСС и КПК возникли бы. Корень их – в том типе взаимоотношений, который господствовал в международном коммунистическом движении.

Москва, Коминтерн были центром, штабом, руководившим своими зарубежными отрядами – французским, болгарским, американским, китайским и т. д. Архивные материалы, в том числе опубликованные, свидетельствуют, что Коминтерн держал руку на пульсе дел КПК и постоянно давал указания и советы: о необходимости сотрудничества с Гоминьданом, о важности активизации антияпонской борьбы, о наращивании рядов рабочего класса, о создании народной интеллигенции. Высказывались замечания по поводу неблагополучного положения в КПК, наличия в ней националистических тенденций, преследования лидеров партии, связанных с Коминтерном, нездоровых настроений в отношении Советского Союза и т. п.

Методы руководства были аналогичны тем, что сложились внутри партий: дисциплина, подчинение нижестоящих организаций вышестоящим, меньшинства большинству, конспиративность. Другими категориями никто и не мыслил: партии слабые, малочисленные, неопытные, теоретически плохо подготовленные, действуют в условиях господства репрессивных, враждебных режимов; дискуссии, споры, возражения ведут к ослаблению единства, играют на руку противнику; Москва знает лучше всех, и ее интересы тождественны интересам всех; ослушание центру, противопоставление своих интересов его интересам равносильно предательству, измене марксизму-ленинизму.

Отношения по схеме «старший – младший» были порочны в принципе. В решении ЦК КПК по некоторым вопросам истории (июнь 1981 года) говорилось: «Возобладавшая главным образом в конце 20-х и начале 30-х годов ХХ века в международном коммунистическом движении и в рядах нашей партии ошибочная линия превращала марксизм в догму, а постановления Коминтерна и опыт Советского в нечто священное. Это едва не завело китайскую революцию в тупик». Таких же оценок придерживаются историки Китая. Лю Цзянь-фэй в статье «Просчеты и ошибки в руководящих идеях Коминтерна» пишет, что превращение Коминтерна во «всемирную коммунистическую партию с высокой степенью централизации» не способствовало сочетанию марксизма с революционной практикой каждой страны, вело к догматизму, бюрократизму и экстремистской болезни «левизны», а в итоге – к поражению ряда революций».

В случае с КПК неравноправные межпартийные отношения были особенно чреваты негативными последствиями. Ведь на рубеже XIX–XX веков Китай был низведен до положения полуколонии. Вполне естественно, что китайское революционное движение носило и национально-освободительный характер. Китайские революционеры болезненно воспринимали полузависимое положение своей страны, и это усугубилось тем, что Китай принадлежал к числу древнейших государств мира, обладал богатой духовной цивилизацией и на протяжении веков играл важнейшую роль в международных отношениях в Азии.

На восприятие внешнего мира участниками национально-освободительного движения воздействовали и негативные элементы духовно-политического наследия старого Китая, прежде всего конфуцианский этноцентризм и легистский милитаризм.

Комплекс превосходства и одновременно чувство оскорбленного достоинства наложили глубокий отпечаток на руководителей КПК. Многие из них мечтали о восстановлении ведущего положения Китая в мире, рассматривали свою страну в качестве центра всемирной революции, непременно хотели иметь все свое, включая «собственный» марксизм-ленинизм.

Еще в 1935 году Мао Цзэдун подчеркивал, что его весьма заботит факт территориальных потерь, понесенных Китаем. В беседе со своим биографом Э. Сноу Мао сетовал: «В школьные годы я… прочел брошюру о расчленении Китая. В ней рассказывалось об оккупации Японией Кореи и Формозы, о потере сюзеренитета над Индокитаем, Бирмой и прочими странами. Когда я прочел все это, я почувствовал себя угнетенным и огорченным». В 1936 году Мао Цзэдун поведал тому же Сноу, что «непосредственной задачей Китая является не только возвращение всех потерянных районов, но и защита своего суверенитета по эту сторону стены».