Евгений Захаров - Летопись Кенсингтона: Фредди и остальные. Часть 3

– Видал? – спросил он у Фредди, брякая трубку на рычаг. – Проблемы, проблемы… А у кого их нет? У тебя тоже, видимо, есть, раз ко мне зашел?

– Ты таперича крестный отец? – с уважением спросил Фредди и даже усы пригладил.

– В каком-то смысле, – деловито сказал Мэй. – У тебя все? Я, конечно, рад, что ты навестил, но – дела, дела, контакты, конфликты… Заходи попозже, скажем, – он полистал календарь, – годика через пол. Как раз денек у меня свободный будет.

– А если альбом писать, – с сарказмом заметил Фредди. – то мне как – через год прибегать?

– Вот-то, вот-то, – снова сказал кому-то в трубку Мэй. – И тре-мо-ло! Запиши, – и он отвернулся он Фредди, сделав ему через плечо прощальный жест пальцем. Фредди тоже сделал ему жест пальцем – но отнюдь не прощальный. Он не желал уходить. Он так и заявил:

– Не пойду!

Тогда Мэй нажал какую-то кнопицу, и в кабинет тут же влетели Лемми и Том Арайя. За ними гигантским шагами топал Бабба Смит. Фредди заулыбался ему, как старому знакомому, снял пальто и протянул Смиту со словами:

– Вон там, гардеробщик, повесьте, пожалуйста.

Бабба взял пальто и со словами:

– Г-гардеробщик… – надел пальто обратно на Фредди, схватил его за лацканы и вышвырнул в окно. Лемми и Том придерживали Фредди за ноги, чтобы вернее прошел.

Внизу послышался жалобный крик Дэвида Боуи.

– Гардеробщики! – раздался сверху крик Смита. – Гардероб не хотите починить?

– Я вам покажу! – Фредди побросал ногами и пошел, делая вид, что не слышит из-под снега стонов Боуи.

А пошел он к Джону, в смутной надежде, что тот вернулся. Тот вернулся, и встретил Фреда на пороге с бутылкой маслица «Джонсон&Джонсон».

– Это мне? – с омерзением посмотрел на масло Фредди. – Пошли лучше водочки тяпнем!

– Нельзя, – отказался Джон. – У нас прибавление.

– Так тем более! – подпрыгнул Фредди. – Обмоем!

– Говорю – нельзя, – и Джон развернулся уходить.

Фредди схватил его за полу халата, но тут же был окачен маслом и присыпан присыпкой.

– Мои глаза! – вопил Фредди, катаясь по площадке.

Джон, и не подумав глянуть, что там у друга с глазами, захлопнул дверь. Фредди тут же поднялся и стал вырезать ногтем на двери Джона краткое, но емкое слово. Дверь тут же распахнулась, и Шерри одела Фредди на голову памперс, закрепив липучками для надежности.

– У-уй! – вопил Фредди, отплясывая с памперсом на макушке по площадке. – Я ослеп! Ах, как пахнет! Ах, как пахнет!

Оступившись, он слетел с лестницы и с хрустом ушел в сугроб.

– Буду с Роджером дружить, – ворчал он, бредя спустя полчаса по темной улице. – Он мой товарищ. Не то что разные там плодоносящие и руководящие…

Роджера вконец разъяренный Фредди нашел в студии, на двери которой было мелом написано: «Здесь – кросс!»

– Кроссы устроили! – рассердился Фредди, стуча в дверь ногой. – И где? В святая святых! Ну, я им покажу! Каждый от меня получит! Каждый!

Но спустя минуту он уже вылетал из окна, а Роджер смотрел ему вслед и хохотал, как ненормальная кукабарра. Из-за его плеч выглядывали здоровенные парни с гитарами, а один угрожающе потрясал губной гармошкой.

– Это моя новая группа – «Кросс». – крикнул Роджер. – А тебе не мешало бы отдохнуть! Усталый ты какой-то. Нервный стал. Глаз не дергается?

– Пошел отсюда! – был ответ из сугроба.

– Нет, правда! – не унимался Роджер. – Тебе надо сменить имидж! Попой-ка!

– Я так и знал, что вы там пьете, а не играете, – сплюнул Фредди.

– Да нет, ты попой-ка в опере! – посоветовал Роджер. – Вот эдак – а-а-а! О-о-о!

В стекло рядом с головой Роджера влепился мощный снежок.

– Дурак ты! – обиделся Роджер. – Я тебе умное говорю. Вон Градский. Знаешь Градского? Тоже в опере был, и даже пел там какого-то петуха…

– Петуха? – с сомнением сказал Фредди. – Градский, говоришь? Гм. Ладно, я подумаю. Кстати, у меня для тебя тоже есть кое-что!

– Да? – обрадовался Роджер, высовываясь из окна.

– Да, – кивнул Фредди и закатал ему снежком в глазенап.

После этого он долго спасался от всей роджеровой группы через подворотни и проходные дворы. Спасшись, он решил все же последовать совету Роджера в плане отдохнуть. И поехал на Ибицу. Ему даже не дали выйти из самолета и подожгли шасси. Еле взлетев, Фредди принял решение погулять пока по Мадриду – рядом все-таки.

В Мадриде Фредди тут же набился на интервью на местное телевидение, в котором он со вполне понятными целями рассыпал похвалы местной оперной знаменитости Монсеррат Кабалье. Вернувшись с телестудии, он забрался с ногами на диван, подвинул к себе телефон и пакет с горохом и принялся ждать, дрожа от нетерпения и плюясь гороховыми стручками во все стороны. Звонок не заставил себя ждать. Монсеррат принялась выражать ответные восторги в адрес Фредди.

– Я в восхищении! – кричала она.

– Королева в восхищении! – отвечал Фредди.

– Нам бы… того! – намекала певица.

– Нам бы… этого! – интимно вторил Фредди.

– Спеть бы, – хором сказали они. – И непременно оперу.

– Черт возьми! – опять же в один голос заметили они.

– А разве вы уме… – начала Кабалье.

– А вы меня нау… – откликнулся Фредди.

– Жду.

– Щас.

Через неделю в дверь к Монсеррат, которая уже извелась, ожидаючи, постучали. Судя по звуку, стучали ногой. Певица открыла и заорала:

– Дверь портите!!!

– Прошу прощения, – галантно снял шляпу невысокий немолодой человек с усиками на бледном лице. – Это здесь делают оперу?

– Ага, – недружелюбно сказала Монсеррат. – Но вас это не касается.

– Так я же вам звонил! – закричал усатый человек, и знаменитая певица с ужасом узнала в нем знаменитого певца.

– Боже, как вы плохо выглядите! – с чувством сказала она. – Вылитый Кощей!

– Недоедаю я, – скорбно склонил голову Фредди. – Страдаю я.

– Как я понимаю, вы и есть Фредди Меркури? – уточнила певица.

– Точно так-с, – и Фредди шаркнул ножкой.

– Ну а я – Монсеррат Кабалье, – и невероятно толстая тетя сделала книксен. При этом внушительная корма ее вспомнила, что она – центр тяжести, и перевесила. Всей своей невероятной громадой певица обрушилась на ни в чем не повинный журнальный столик орехового дерева.

Даже если бы на месте столика сейчас спокойно жевал свою жвачку гиппопотам, это обстоятельство не спасло бы его от печального конца – столик с диким криком разлетелся, а тетка с ужасным воплем грохнулась на пол, увлекая за собой Фредди.

– Та-ак, – проскрежетал чей-то, печально знакомый Фредди, голос. – Та-ак. Вот, значит, что вы тут поделываете! А трепал-то: «Больной, больной!» Вижу я, какой ты больной! Пощады не ждать! Милости не просить! Убью.

Фредди с Монсеррат в страхе смотрели на очень злую Мэри, которая чеканным шагом прошествовала к бывшему столику и ахнула по нему ногой. Останки деревянной продукции разлетелись по всей комнате, а из недр их вдруг выскочил какой-то ключ. Мэри поднесла его к глазам, и Фредди обмер – ключ был от его гостиничного номера! Видать, выскочил из кармана при падении – и вот вам добрый день, веселая минутка!