Надежда Калинина - Мойка,15

© Калинина Н., 2018

© Издательство «Скифия», 2018

Мойка, дом 15, квартира 7. Наше «родовое гнездо», место, где происходило множество событий, так или иначе определивших судьбы моих родных. Все истории, рассказанные в этой книге, все ниточки ведут именно сюда – в просторную квартиру с окнами, смотрящими на Мойку.

В 1925 году здесь поселились мои бабушка с дедушкой со своими маленькими дочками – моей будущей мамой и тетями. Несмотря на то что не так давно закончилась Первая мировая, что порой не хватало еды и самых необходимых вещей, они были здесь счастливы. По сохранившимся письмам и фото тех времен можно представить себе, как выглядела квартира тогда: уютная столовая, аквариум с рыбками, цветы на подоконниках, любимый котик, дремлющий на кресле… И, конечно, удивительный вид из окон: река, люди, прогуливающиеся по набережной, величественные императорские конюшни.

Семья Белобровых. В центре – бабушка и дедушка, вокруг – дочери (справа – Ира, сзади – Оля, слева – Вера). 1940 год

А потом началась война. Почти вся семья эвакуировалась из Ленинграда, и в квартире на Мойке поселились срочно приехавшие из Павловска, к которому подступали немцы, родители моей бабушки Екатерины Сергеевны. Хотя «поселились» можно сказать условно – иногда целые дни они проводили в бомбоубежище Эрмитажа. Жизнь, если это можно назвать жизнью, полностью изменилась. Перемены настигли и любимую квартиру. Никакого вида из окон больше не было – взрывной волной выбило все стекла, которые знакомый бабушки заколотил тем, что попалось под руку. Вещи распродавались и менялись на еду, мебель жгли, чтобы хоть как-то согреться. Любимого кота, которому до последнего пытались найти еду, пришлось усыпить, чтобы он в мучениях не умер от голода. Из пятерых родных, не покинувших квартиру на Мойке, в живых остались двое. Бабушкины родители, Сергей Иванович и Клеопатра Аристидовна Савиновы, и их маленький племянник Сашенька не пережили блокады.

В 1944 году в Ленинград, на Мойку, 15, вернулись бабушка с дедушкой и их увеличившееся семейство: в эвакуации у них появилась внучка, моя сестра Аня. Стекла вставили, комнаты привели в порядок, и квартира начала постепенно оживать, как и люди, оправляясь от ужасов блокады… А вскоре родилась я, Надя. И здесь уже начинается моя история и моя Мойка, 15. Помню пленных немцев в императорских конюшнях, помню наш школьный двор в соседнем доме и детские игры, да много чего помню, но об этом – позже…

В квартире № 7, где прошло мое детство и юность, наша семья жила вплоть до 1970-х. Потом в доме обосновалось генеральное консульство Франции, и всех расселили – так закончилась история «родового гнезда», с которым и у меня, и у всей нашей родни связано столько воспоминаний. А сам дом стоит и сейчас: после того как консульство перевели в другое здание, там находилась французская школа Андрэ Мальро. Сейчас, судя по всему, помещения просто пустуют. А ведь дом старый, с историей: в первой половине XIX века в нем жил князь П. В. Долгоруков, автор «Российской родословной книги», немало досаждавший дворянству, – например, у князя М. С. Воронцова он вымогал немалую сумму, чтобы подтвердить его происхождение от старомосковских бояр. А в 1843 году здесь останавливался Оноре де Бальзак, прибывший в Россию для встречи с дамой своего сердца Эвелиной Ганской. Правда, тогда дом был трехэтажный, четвертый этаж пристроили уже во второй половине XIX века. Но мы-то жили на третьем – поэтому вполне может быть, что Бальзак занимал те же комнаты!

Вид из наших окон. 1960-е годы

Иногда мне кажется, будто я сама застала то удивительное время, когда барышни ходили в длинных платьях, в обязательном порядке учились музыке и имели домашнюю прислугу, будто видела свою бабушку еще девочкой и была знакома со всеми ее друзьями и близкими – настолько живо она рассказывала мне о своем детстве. Помню, как я маленькая заходила к бабушке, которая сидела за письменным столом, читала или писала что-нибудь. Она улыбалась, приобнимала меня рукой, оставляла свою работу и начинала рассказ… Это было целое представление – как она изображала всех в лицах, меняла голос! И я погружалась в совершенно другую эпоху, начало XX века, бабушкино детство и юность.

Дом для сотрудников обсерватории, Павловск. Начало XX века

Катя Савинова, моя бабушка, в детстве

Бабушка и я. 1950-е годы

Девочкой Катя жила в Павловске, со своими родителями и братьями-сестрами, в доме при Павловской обсерватории. Там работал ее отец, Сергей Иванович Савинов, крупный метеоролог-геофизик, основоположник науки о солнце – актинометрии. Семья была большая: Сергей Иванович со своей женой Клеопатрой Аристидовной, которую дома называли просто Клена, и их пятеро детей, среди которых была и моя бабушка Катя. Детство ее, судя по всему, было веселым и безоблачным: семейные торжества, прогулки в Павловском парке, игры. С юных лет она писала шуточные стихи, у меня сохранилась ее школьная тетрадочка с одним из моих любимых:

А еще Катя всю жизнь рисовала. Я до сих пор рассматриваю ее рисунки, затаив дыхание, и будто вижу маленькую девочку Катю, которая рисует необыкновенными красками и карандашами волшебные картинки – еще не зная, что она не просто рисует, а оставляет в вечности интерьеры, моду, да просто ауру времени своего детства. Знакомит меня, а может быть, и не только меня с другим миром, со своей жизнью. Мне кажется, эти рисунки помогали мне ярче представить то, о чем вспоминала моя бабушка.

С. И. Савинов, мой прадедушка

Клена Савинова, моя прабабушка