Робин Апдайк - Саддам Хусейн

Но события развивались так, что Саддаму пришлось переписывать сценарий.

Уже с 7 августа наметилась перемена настроения в иракской прессе. Интервенция уже не называлась краткосрочным мероприятием. Вместо этого доказывалось, что «Кувейт является частью иракской территории, отделенной в прошлом от страны. Иракцы и кувейтцы дотоле были одной семьей, объединенной общей участью». Через день сообщалось, что временное правительство в Кувейте «обратилось к своим родственникам в Ираке — храбрым мужам Кадисии, честным, щедрым, благородным хранителям восточных врат арабской родины, во главе которых — доблестный арабский воитель, вождь героического похода, наш великий президент, маршал Саддам Хусейн — подтвердить возвращение сынов в их семью, возвращение Кувейта к великому Ираку, их родине». Естественно, СРК согласился 8 августа «вернуть часть и ветвь — Кувейт — к вековечному корню, Ираку». Через три недели, 28 августа, Кувейт официально стал девятнадцатой провинцией Ирака.

Каковы бы ни были первоначальные планы Саддама, он понимал, что оккупацией Кувейта он значительно повысил ставки для всех сторон, и после этого для него было фактически невозможно безоговорочно отступить. Чего он надеялся достигнуть этой балансировкой? Очевидно, убедить международную коалицию в необратимости ситуации, чтобы ослабить ее решимость противостоять иракской агрессии.

Так как война никак не могла ему помочь, а влекла необратимые последствия для него и его режима, Саддам лез из кожи вон, чтобы запугать коалицию, расписывая ужасы предстоящей войны.

— Лучше смерть, чем унижение и подчинение иноземцу, — вещал он. — Иракский народ способен бороться до победного конца, который угоден Аллаху, и кровь наших мучеников испепелит вас.

Эта угроза была распространена различными приспешниками Саддама, в основном, министром информации Латифом Нуссейфом Джасемом.

— Если сейчас с невиданной силой разразится пожар, — угрожал он, — пламя достигнет небес, и искры разлетятся во всех направлениях. В пустыне будут громоздиться горы трупов.

По его мнению, Запад никак не мог бы выиграть эту войну:

— Для нас смерть — это честь. Мы станем мучениками. Что касается их, то им воевать не за что… Я хотел бы воспользоваться этой возможностью, — мрачно заключал он, — чтобы предупредить иностранных и американских летчиков, что они, возможно, будут уничтожены, поскольку их самолеты будут сбиты.

И чтобы подтвердить серьезность этих угроз, химические бомбы открыто загружались в иракские самолеты и выгружались из них, кроме того, была объявлена широкая мобилизация резервистов и прилагались огромные усилия, чтобы превратить Кувейт в неприступную военную крепость.

Эти приготовления сопровождались общенародными мероприятиями, направленными на укрепление боевого духа иракцев для второй гигантской военной кампании за одно десятилетие.

«Иракцы готовы есть землю, но не склонят головы перед вероломными оккупантами», — с чувством возгласил Хусейн. И все же он делал все от него зависящее, чтобы не доводить своих подданных до крайней нужды. В личном призыве к иракским женщинам «перестроить хозяйственную жизнь в семье» Саддам просил их тратиться только на самое необходимое и следить, чтобы «количество пищи в кастрюле и на столе удовлетворяло только насущные потребности». Через два месяца, когда его решение ввести нормы на бензин и машинное масло вызвало широкое недовольство, он отступил через несколько дней, уволив своего нефтяного министра на том основании, что тот не правильно его информировал. Как и во время ирано-иракской войны, Хусейн пытался уберечь свой внутренний фронт от лишений войны, то есть защитить свою политическую базу от внутренних угроз.

Чтобы обеспечить непрерывное снабжение основными продуктами питания, Саддам прибегнул к своей традиционной технике «кнута и пряника». 11 августа он постановил, что накопление продуктов в коммерческих целях будет считаться «преступлением и актом саботажа, подрывающим национальную и панарабскую безопасность» и, следовательно, будет караться смертью. Через месяц СРК решил экспроприировать без всякой компенсации частные сельскохозяйственные земли, которые не обрабатывались «в соответствии с запланированной интенсивностью». В то же время власти начали выдавать населению продовольственные карточки на основные продукты питания.

Наряду с этими суровыми мерами, иракским фермерам предложили ряд стимулов, побуждающих их к активизации производства. Они включали освобождение крестьян от военной службы в Народной армии и в резерве, разрешение обрабатывать некоторые государственные земли, скидки на цену семян и удобрения и повышение цен на пшеницу, рис и ячмень, закупаемых у фермеров. Были запущены кампании, поощряющие рациональное природопользование и рост производства, проводились соревнования по разработке эрзац-продуктов. В соответствии с убеждением Саддама, что будущее — это молодежь, верховный вождь лично проповедовал детям достоинства экономии:

— Мои горячо любимые дети Ирака, я знаю, что вы любите сладости… Однако недостаток или отсутствие сладостей менее пагубно, чем то, чего хочет Буш. Буш хочет превратить вас в рабов после того, как он превратит в рабов ваших отцов и матерей. Позор ему и позор тем, кто стоит за ним со склоненными головами и бесстыдными лицами.

Как и в ирано-иракской войне, усилия сплотить массы вокруг режима в основном опирались на Саддама. Таким образом, кризис вокруг Кувейта изображался как прямое продолжение «Кадисии Саддама», только в роли злодеев американцы заменили персов. И так же как персы на своем тяжелом опыте познали силу «веры иракцев в свои права и их верность своему достоинству», так и «новые оккупанты» получат незабываемый исторический урок: «Да будет проклят бесстыжий империалист (т. е. президент Буш). Мы высоко возносим Саддама Хусейна как наш меч, стяг и вождя, потому что он сказал „нет“. Он сказал это своими действиями, программой, способностями и отвагой. Мы возобновляем нашу клятву верности, потому что он один из нас и разговаривает нашим языком, думами, стремлениями и желаниями. И поэтому все арабы, мусульмане и все бедные и честные люди в мире благодарно твердят его имя».

На самом ли деле «все честные люди в мире произносили его имя» или нет, Саддам проявлял крайнюю чувствительность к своему имиджу на протяжении всего кризиса, нанося резкие ответные удары на любое высказывание, ставящее под сомнение его прямоту. Когда президент Буш доказывал, что иракский лидер дважды обманул Соединенные Штаты — вторгнувшись в Кувейт и пообещав вывести войска через несколько дней, — иракская пресса тотчас заклеймила его как лжеца, пытающегося «подпевать шайке мелких агентов, которую он собрал вокруг себя». Премьер-министр Британии Маргарет Тэтчер получила еще более строгий выговор за ее личный выпад против Саддама, ее называли «старой ведьмой» с «резким собачьим голосом», которая ведет себя «эгоистично и бесчеловечно». Когда Запад пригрозил, что Саддам и руководство Ирака могут быть отданы под суд за военные преступления, если что-нибудь случится с захваченными ими заложниками, иракская Ассоциация адвокатов начала организовывать военный трибунал, чтобы судить президента Джорджа Буша за его «ужасные преступления против человечности», включая его (так называемое) вторжение в Гренаду и его «оккупацию Неджда и Хиджаза (то есть Саудовской Аравии)».