Евгений Иванов - Бухта половины Луны

Внизу за бортом самолёта в сильном удалении, словно на спутниковой карте, медленно проплывала Калифорния. Вот Сан-Диего раскинулся в синих бухтах. Рядом скатывается с холмов мексиканская Тихуана. Бордовая линия границы протянулась меж ними.

Растерянно озираясь, я повертел головой в надежде обнаружить спинку впередистоящего кресла, котлету в пластиковой упаковке или стюардессу в проходе. Ничего этого не было.

Животный ужас и неподъёмная тяжесть в глубинах пищеварительного тракта цепко держали в глухом ступоре. Я стоял на краю открытого люка турбовинтового DHC-6, который на высоте четырёх с половиной километров трясло и болтало, как пьяного. Еле держащие ватные ноги не слушались. Мне оставалось сделать шаг вперёд, и я не мог заставить себя его сделать.

Сквозь вязь оцепенения в голове промелькнули картинки. Я здесь добровольно? За люком выл адский ветер и зияла бездна. Я попытался вспомнить, как же это вышло, и весь путь бешеной мозаикой промелькнул перед глазами. С чего же всё началось?

Самолёт до Нью-Йорка…

Солнечный луч, преломляющийся в битом стекле вагона, движущегося по эстакаде над закатным городом. Или нет… сначала яркие блики на прозрачных панелях огромного аэропорта. «Визит к партнёрам. На неделю, не больше, сэр!».

– When you’re planning leavin’ America?

– When I will live in America?

Иногда лучше просто улыбаться.

Заходящее солнце тает за окнами нью-йоркской электрички. Поезд в сторону Манхэттена. Над эстакадой в Бруклине взмывают птицы. Внезапный тоннель, грохот.

Рядом в тамбуре, подпирая огромные чемоданы, щебечут студентки из Венгрии. Перед въездом в тоннель открылся вид на город. Всё вызывает в них восторг и радостные предчувствия. Их ждёт страна-загадка.

Ведь где-то на юге простирается солнечная Флорида. Где-то там под вечно синим небосводом парят белоснежные пляжи Пенсаколы. Раздувает медью джазовый Орлеан. За стенами офисов, студий и редакций, за окнами одноэтажных домов и высотных небоскрёбов, за дверьми кофеен и пиццерий – кипит, бурлит неизведанная незнакомая жизнь. «Пятно в Мексиканском заливе! Гольфстрим остывает! Браки лесбиянок – узаконить! Как насчёт тетро-гидро, фолкс?». Язвительный Колберт в «Тайм». Стюарт на кабеле. Травля «Фокс». «Обама теряет авторитет! Железная Марта скоро снова сядет! Линдсей Лохан скоро выйдет!».

Кто знает, что ждёт тебя во всём этом безумии под названием «Большое яблоко»?

Сквозь шум мелодичный голос: «Центральный вокзал». Конечная.

Бросив вещи в отеле, через час я уже озирался по сторонам в восточной части Юнион на углу Бродвея и Четырнадцатой улицы. Встреча с деловым партнёром.

– Привет! Ну, как у вас тут дела?

– Всё лучше и лучше!

Говорят, здесь выживают только оптимисты.

Ночная прогулка. Город не спит. Туристы, толпы бездельников. Рассвет на мосту. Вино. Разговоры. С утра народ несётся на работу. Ранние пташки. Нужно всё успеть! Проверить новости. Детей в школу. Успеть в гольф-клуб на утренний кофе. Засадить деньги клиента на бирже. Смотаться с коллегами на ланч. Завернуть на судебный процесс. Посетить курсы вождения моторной яхты. Наведаться к любовнице. Заглянуть на коктейль-пати. Прошвырнуться по магазинам в поисках нового токарного станка. Покидать мяч с сыном.

Вставать рано, чтобы понять этот город! Ок.

Следующим утром я спустился к Бэттери-Парк, где дают в прокат велосипеды. Остров изрезан велосипедными маршрутами. Вместе с байком дадут и карту дорожек. Удобный способ познакомиться с городом. Что ж, за мной, читатель – давай посмотрим, что тут к чему…

– Главное – соблюдай правила, старик! – подмигнул мне парень за стойкой. – Просто привези мне обратно байк целым!

Я вскочил на педаль. Ловко оттолкнулся. Перемахнул с рюкзаком через раму. И, виляя в толпе, на полном ходу въехал в очередь, ожидавшую посадку на прогулочный паром к Статуе Свободы. Резко затормозив, я в мгновенье ока съехал промежностью на раму. Кто-то из мужчин непроизвольно вскрикнул. Толпа расступилась, образовав круг. Раздались возгласы негодования.

Придерживая велосипед, натужно пытаясь сделать хотя бы один вдох, мелкими перебежками, согнувшись, я спеша посеменил к выходу из парка. Велопрогулка началась!

Денёк разогревался. Я не спеша крутил педали по западной кромке острова. Вдоль причалов болтались лодки. Яхты спешили за надутыми парусами. Над пирсами повис мутный запах прокисших водорослей. Гудзон неспешно толкал свои воды в сторону океана.

Тихий океан привёл сюда по льду первых людей. Что-то случилось с ними в дороге. Когда прибыли европейцы, у индейцев не было даже колеса.

Инки, если надо было назначить свидание или сообщить время намечающейся потасовки, просто пальцем указывали в небе, где в этот момент будет солнце.

Майа напророчили конец света, но пропали сами.

Ацтеки любили путешествовать. Их дороги были благоустроены и хорошо охранялись. Можно было отпустить женщин без сопровождения. Курсировали гонцы и почта. В пути можно было отдохнуть, принять пищу и посетить уборную.

Североамериканские индейцы империй не строили. Чероки. Апачи. Гуроны. Красная охра на скулах. Чинуки. Семинолы. Команчи. Дым костра над равниной. Навахо.

Кристобаль Колумб пламенно верил, что до Индии можно добраться быстрее, если плыть на запад через Атлантику. Вопрос был лишь в средствах на экспедицию. Кого интересуют прожекты взбалмошного фантазёра? Нищенская жизнь в стенах испанского монастыря. Аудиенция короля. «Санта-Мария». «Пинта». «Нинья». Сборы в дорогу. Три судна вышли из гавани города Палос-де-ла-Фронтера. Попали в сплошное месиво гнилых водорослей – Саргассово море.

Первый остров в Карибском бассейне. Нагие туземцы. Тела их были покрыты ритуальными узорами. В их простецких жилищах поблёскивали внушительные куски золота. Возле лачуг провисали диковинные гамаки. Они жевали и жгли сухие листья душных кустов.

Наслаждавшийся добытой Индией Колумб туземцев так и окрестил – индейцами.

Вскоре быстроходные галеоны, фрегаты и каравеллы потянулись на новый берег. Потянулись государевы люди разных флагов за золотишком. Круша друг другу черепа, продвигались они вглубь континента, размечая наделы.

Лихие люди потянулись вслед за ними. Прибрежные воды закишели флибустьерами, сбывающими награбленное в новых портах. «Весёлый Роджер» идёт на абордаж! Боже храни «Мэйфлауер»!

Люди в пути рождаются и умирают. Океан забирает тех, кому дальше уже не нужно. Прощальные круги на воде преломляют глубинное свечение атлантической бездны.

Капитан Генри Гудзон первым бросил здесь якорь. Новый Амстердам!