ВЛАДИМИР ЧЕРНЯКОВ - Исповедь свидетеля. Записки советника в отставке

Владимир Черняков

Свидетель

…Ибо Бог уже давно предрешил твои деяния…

Дал тебе Он под солнцем все твои тщетные дни,

И это – твоя доля в жизни и в трудах твоих,

Над которыми ты усердствуешь под солнцем».

Екклесиаст

Апрель 1972 года. Рио де Жанейро. Впервые поднявшись на вершину горы Корковаду к монументу Иисуса Искупителя, неожиданно для себя я физически ощутил благодатный восторг от случившегося поклонения Господу в небесной вышине и от осознания того, что все в моей жизни – от Бога и по воле Его.

Так случилось, что стал я одним из тех немногих, кто однажды и на всю жизнь выбрал путь странника, кто идет по жизни скорее по воле Провидения, но никогда – из боязливого стремления удержаться в привычной для большинства колее.

Жизнь моя изменилась, можно сказать, неожиданно. Мне исполнилось тогда уже 20 лет. С дипломом учителя музыки работал в районной школе. С приличной зарплатой, если считать с приработками в местном доме культуры. Два года уклонялся от службы в армии, и не собирался служить.

Мое вполне благополучное существование устойчиво выстраивалось на совершенно стабильную перспективу дальнейшей жизни – насквозь, до старости просматривалось жуткое однообразие и пугающая бесперспективность существования.

И восстал дух мой, и сердце мое и разум мой против такой предрешённой судьбы моей, как сказал бы кто-нибудь из далеких предков на православной Руси. А по-нашему – созрел юноша чтобы понять, что значит попасть в кабалу сложившихся обстоятельств. И восстал.

И накатила лавина перемен. Я сам обрушил её. А вслед за этим…

Один за другим последовали, как взрывы, повороты судьбы. Некоторым сопутствовало настоящее чудо, другие требовали риска, да что там – мужества, когда приходилось по-наполеоновски решаться: «главное ввязаться в драку, а там посмотрим» …

Но как понесло! Служба с армии открыла путевку в Московский институт международных отношений. Дальше – МИД СССР, посольство в Бразилии, посольство в Анголе, Дипломатическая академия, снова Африка, потом служба в миссиях ОБСЕ, ООН, головокружительные командировки в Париж, Брюссель, Мадрид, Токио, Сеул…

Вернувшись в Москву в начале 90-х отчаянно вмешался в борьбу политиков за «демократическую перестройку» на стороне либералов во главе с Ельциным, однако совсем скоро оказался вместе с теми, кто на митингах и с оружием в руках боролись за свержение режима Ельцина.

Привел Господь и на Святую землю. В Иерусалиме молился в храме Гроба Господня, в Вифлееме – в храме Рождества Господня освятил свой нательный крест на серебряной звезде рождества Святого Младенца.

В трудное время, по молитвам к Матери Божией оказался в её уделе – на Святой горе Афон. Причем, чудесно быстро, за неделю были оформлены и паспорт Константинопольского патриархата (Диамонтирион) для въезда на Афон и приглашение тамошнего монастыря Ватопед. Паломничал по монастырям, молился.

Можно считать, представился.

Честь имею. Владимир Черняков, советник МИД России в отставке.

Вообще-то, записки о прожитом я собирался составить скромно, по-

семейному, для сыновей, внуков, остальной родни из Черняковых и близких

друзей. Это потом уже, по ходу описания крутых виражах моего бытия,

пришла мысль, что без политики повествование мое потеряет важную

смысловую часть.

Показалось правильным попытаться записать воспоминания еще и о моем хождении в политику, и мои давешние тяжелые раздумьях о переменах, которые настигли Россию и всех нас в те окаянные девяностые годы прошлого века.

Начну, пожалуй, с грустных рассуждений о предках. Однобоко как-то, неправильно складывается в этом плане жизнь у большинства людей, из числа которых я вышел. У простолюдинов.

В том смысле, что «благородные» из поколения в поколение накапливали и сохраняли в семьях духовную потребность помнить и вспоминать предков, чтить память о них, учить детей этому уважению, веруя в то, что и о себе каждый обязан оставить какие-то жизненные вехи, по которым и его помянут после ухода в мир иной.

А простолюдину всё не до того, как-то. Жизнь проходит в суете каждодневных трудов и забот ради выживания. Может оттого и не достает времени, чтобы остановиться однажды от налетевших воспоминаний, задуматься о пережитом за день, вспомнить что-то из прошедших дней, да и из далекого прошлого попытаться вызвать что-то, что душа попросит, замерев однажды от бесконечности и непостижимой глубины звездного неба.

И не потому бездуховна зачастую его жизнь, что он, простолюдин, тупой и ленивый. Причина нашего беспамятства, мне кажется, скорее в вечно переживаемых народных бедствиях. Что в прошлом, двадцатом веке, что за последнее тысячелетие. Многолетние и жестокие войны, революции, годы унижений в нищенской бедности революционных, послевоенных и пост реформенных лет, гнетущего бесправия времен, когда в очередной раз власть имущие меняли систему правления в стране.

В старину несколько иначе было. Народ православный научен был почитать закон Божий и память о предках. Но потом, после революции 1917-го года, большевики долго и настойчиво выбивали из его памяти и предков, и историю прошлого. Заставляли жить «с чистого листа», начиная от «Великого Октября»: «мы наш, мы новый мир построим» … Разрушали старое, строили новое. Особенно усердствовал в этом деле «спецназ» атеистов – известный «Союз воинствующих безбожников» во главе с Емельяном Ярославским. Рушили храмы, всячески старались вытравить из русского мужика веру в Бога, а вместе с ней и память о предках, об их обычаях и нравах.

Почитай четыре поколения россиян строили новое общество без Бога, без памяти о прошлом, без почитания предков и их духовных традиций. Семьдесят лет после октября семнадцатого года, после страшных жертв в гражданской войне в народе копилось и становилось наследственным боязливое равнодушие к переменам сегодняшним и грядущим, к недавнему и далекому прошлому.

Не все, конечно, такими стали. Но большинство, по меньшей мере три поколения простолюдинов, вроде моих родственников и близких. Среди них никого сегодня не осталось, кто помнил бы предков дальше деда.

Корни мои – из абсолютно селянского рода Черняковых (Чарняки’, зовут нас по-белорусски). Лет 200 жили они в небольшой деревеньке Трасное, среди белорусских болот между Оршей и Могилевом. Само название – от слова трясина. Вокруг деревни – заболоченные леса. Что это такое, запомнил я однажды на всю жизнь. Случилось заблудиться осенними сумерками в том лесу. На болоте. Долго, прыгая с кочки на кочку, а где и ползком, чудом выбрался на сухое. А ведь мог и утопнуть, и никто не нашел бы. Мне тогда надо было успеть до ночи пробежать где-то километров двенадцать от дороги Могилев – Орша до Трасного. К дядьке Федору, за самогонкой, которую он наварил к моим проводам в армию. Было это в ноябре 1963 года.