Денис Проданов - Осколки осени

Конец учебного года прошёл как в тумане. Я как всегда продолжал занятия и тренировки, но радость и азарт покинули меня. Мне стало всё равно. Я знал, что как ни крути всё скоро кончится, и, значит, стараться больше не имело смысла. В дополнение к этому я узнал, что вряд ли смогу продолжить своё увлечение спортом. В новой школе мне будет не до этого, да и тренироваться в новом районе будет негде.

Времени до каникул оставалось всё меньше. Я был по-прежнему безутешен, и потерянно ходил повсюду словно тень. Мысль об отъезде висела надо мной как тёмное облако и преследовала меня днём и ночью. Единственное, что хоть как-то ещё меня успокаивало, были моя друзья. Мы проводили друг с другом почти всё время и успели стать совершенно неразлучными. Мы гуляли во дворе и увлечённо рассказывали друг другу как всё будет, когда мы вырастем, закончим школу, и я вернусь назад. Мы обещали оставаться прежними, не забывать друг друга, и я был убеждён, что ничто на свете не помешает нам встретиться снова.

Вскоре после этого наступили летние каникулы, а с ними и наш переезд. Всё это время дурные предчувствия не оставляли меня ни на минуту. На душе было пусто. Незадолго до переезда я нехотя принялся укладывать свои вещи вместе с родителями. А когда всё было наконец готово, за нами приехала большая машина и увезла нас вместе с мебелью и коробками.

Мы ехали всё дальше и дальше. И пока знакомые улицы проносились мимо меня, я думал о всём том, что остаётся у меня позади. Мы едва успели выехать из нашего района, а я уже был готов выпрыгнуть из машины на ходу и побежать обратно. Не знаю, что меня остановило – вместо этого я с тоской смотрел на дорогу и не двигался с места. Машина везла меня на юг, а все дети, которых я успел узнать и полюбить, оставались на севере, и расстояние между нами увеличивалось с каждым мгновением. Мне предстояло научиться жить без них, и хотя я продолжал надеяться на встречу, её так и не произошло. В тот день началась моя новая жизнь. Своих друзей я никогда больше не увидел.

Сколько себя помню, моя мать всегда была верующей. Религия для неё была выражением её свободы. Всю свою жизнь она жила в несвободной стране, и Бог для неё был противоположностью государства. Он был добр и всепрощающ в то время, как государство было безжалостно и злобно. И чем сильнее государство подавляла религию и церковь, тем сильнее верила моя мать.

Больше всего она не хотела, чтобы я становился таким, как все – бездуховным и серым. Она не хотела, чтобы государство во мне победило. Сама эта мысль была для неё невыносимой. Моя мать не могла этого допустить, и она вовремя начала принимать меры. Целью всех этих мер было одно: обратить меня в свою веру.

С раннего детства мать вела со мной разговоры о Боге, религии и Библии. Ребёнком я чувствовал, что для неё это очень важно. Я не понимал, почему, но осознавал, что мать возлагает на меня большие надежды и старался как мог. Я с трудом продирался сквозь дебри Старого и Нового Завета, пытаясь понять их смысл и разгадать значение таинственных фраз. Я учил молитвы на старославянском и думал, о Боге, пытаясь его себе представить.

Шло время и я неумолимо карабкался по лестнице веры. Годам к восьми я успел стать убеждённым маленьким христианином. Как-то раз на уроке в школе учительница спросила у нас во что мы верим. Все стали тянуть руки вверх и отвечать. Потом очередь дошла и до меня. Наша классная руководительница, Вера Валентиновна, спросила:

– Ну а ты, Денис? Во что ты веришь?

Я немного подумал и сказал:

– Я верю в Бога.

На несколько секунд в классе повисла мёртвая тишина, а потом все оглушительно засмеялись. Смеялись так, будто я рассказал самую смешную шутку на земле, словно ничего смешнее сказанного мной и быть не может.

Я смотрел на мою учительницу, не понимая, что происходит. Она выглядела озадаченной: вся как-то изменилась в лице, глаза застыли, а на губах заиграла неуловимая улыбка. Наконец Вера Валентиновна пришла в себя и сказала:

– Ну всё, хватит уже, успокойтесь! Посмеялись – и будет!

В классе стало поспокойней. Потом сзади кто-то крикнул:

– Любой дурак знает, что бога нет!

– Нет есть! – упрямо упёрся я. „Бог есть – я точно знаю!“

Вокруг опять поднялся шум и гам. Дети смеялись и отпускали в мой адрес оскорбительные ремарки и остроты. На этот раз учительнице это окончательно надоело. Она громким голосом проговорила:

– ТИХО!!! Я хочу, чтобы все в классе замолчали! Пусть Денис расскажет нам, почему он верит в бога, а мы послушаем. Давай, Денис, – не стесняйся.

Все быстро поутихли, приготовившись слушать. Я уже не помню, что им там говорил, но говорил я довольно долго. Когда я замолчал, учительница странно на меня посмотрела. Потом сочувственно улыбнулась и спросила:

– А родители у тебя тоже верят в бога?

– Да, мама верующая, а папа так, не очень…

– Понятно – задумчиво проговорила она.

Через пару дней моих родителей вызвали в школу. Я так и не узнал, о чём с ними говорили, но подозревал, что их тоже расспрашивали о Боге и ещё немножко обо мне. Вскоре после этого всё снова улеглось и постепенно вернулось в старое русло. Тема веры в школе больше не поднималась, но тот короткий эпизод надолго осел в моей памяти.

Казалось, в тот день я, сам того не подозревая, пересёк какую-то невидимую черту и ступил на запретную территорию. Это сбивало меня с толку. Раньше со мной ничего подобного не случалось, и я не понимал, что сделал не так. Я лишь смутно осознавал, что всё это было как-то связано с Богом и тем, как все на меня смотрели, когда я говорил о нём. На меня пялились как на сумасшедшего, свалившегося с луны, как на диковинную обезьянку в клетке зоопарка.

Это было удивительно. Мне никогда не приходило в голову, что люди могут так себя повести, если рассказать им, во что я верю. Но это было именно так. В моей школе, да и во всей стране, не было места для Бога. Он был там просто не нужен, и каждый, кто говорил обратное, мгновенно превращался в посмешище.

Некоторое время спустя мать впервые стала брать меня с собой в церковь. Это случалось нечасто, как правило в один из выходных. Вставать приходилось рано, я с трудом открывал глаза, спускал ноги с кровати и устало плёлся в ванную умываться. По утрам мне обычно хотелось есть, но завтракать перед службой запрещалось, нужно было поститься и есть я мог только по возвращении.

Мы ехали в центр, встречались там с Надей, моей крёстной, и шли в православный храм. В храме было очень тихо и спокойно. Атмосфера там была очень непривычная – она в корне отличалась от всего того, что я знал и видел снаружи. В храме горели свечи, пахло благовониями и царил дух отрешённости. Вокруг меня всё шло по заранее известной колее: каждый из прихожан знал своё место и что нужно делать.