Болеслав Веверн - 6-я батарея. 1914-1917 гг. Повесть о времени великого служения Родине

Огромный интерес представляют и случаи, где, полагаясь только на собственное знание, понимание обстановки и на собственную совесть, автор признается в неисполнении им нелепых приказов, которые могли бы повлечь за собой печальные и кровавые последствия. Увиденные глазами простого офицера, которых в Русской императорской армии были тысячи, эти бесчисленные эпизоды повседневной боевой страды имеют ни с чем не сравнимый вкус подлинности, естественности. 6-я батарея – лишь небольшая капелька в громадном море Русской императорской армии, действовавшей в 1914–1917 годах против австро-германцев; она выполняет лишь строго определенную часть боевой работы, но, читая об этом, безусловно понимаешь, что без этой работы судьба всей армии была бы иной. Мемуарист описывает важнейшие события Первой мировой – защиту Брест-Литовска, осаду Перемышля, Карпатскую операцию и другие – как бы с весьма ограниченной точки обзора, то есть так, как видели – каждый со своего места, в соответствии с поставленной каждому подразделению задачей и ее выполнением – многие и многие тысячи русских офицеров. Итак, подлинность и типичность – огромные достоинства книги «6-я батарея», но, однако, отнюдь не исчерпывающие ее ценности.

Далеко не всегда (или даже почти никогда) Б. В. Веверн знает о причинах того или иного приказа о наступлении, отступлении в глобальном масштабе, не всегда понимает причины тех или иных событий, особенно повлекших тяжелые последствия в виде кровавых потерь и отступления с захваченных территорий, – но все это и не нужно рядовому офицеру Да и читателю – не очень. Гораздо важнее то, что страницы воспоминаний полковника Веверна насыщены реальными эпизодами и дышат огромной любовью к жизни, которая, в сущности, ведь и состоит из отдельных моментов, печалей и радостей, недоумений и минут ясности и тому подобного.

«Я поднимаю голову и вижу рядом с собой сибиряка – командира батареи.

– Ну, чего мы опять отступаем? Не знаю, как у вас, а у нас на правом фланге все наши дела были в полном порядке. А мы опять бежим. Если так уже плохо у нас, если нет снарядов, нет снаряжения, нет артиллерии, если у нашего начальства есть уверенность, что мы не можем в настоящих условиях бороться с немцами, то тогда отступали бы уж прямо без этих встречных боев и контратак, без этого самоуничтожения и моря крови, а если необходимо все-таки неприятеля задерживать, то выбирали бы для этого позиции, которые давали бы нам хотя преимущество своим рельефом, своим положением, а не наоборот: все преимущества позиций непременно сами отдают неприятелю. Ну чего, скажите, пожалуйста, мы полезли под Радымно? – Я только пожал плечами».

Эта растерянность в дальнейшем никак не разрешается. Оно и понятно: распоряжение удерживать часть берега реки Сан в районе Радымно было следствием неправильной оценки Ставкой положения русских войск после Горлицкого прорыва. Не понимало командование и отдавало неудачные приказы. Тем более не понимали офицеры. Тем ярче подлинность этого печального свидетельства эпохи… Ведь спустя столетие после окончания войны, имея на руках подлинные документы, к тому же проанализированные профессиональными историками с вынесением соответствующих вердиктов, так трудно поставить себя на место обыкновенного офицера! Что думал и чувствовал он, не имеющий понятия, что напишут впоследствии специалисты об операции, в которой он принимал участие, какими причинами, глядя с птичьего полета, объяснят успех или неудачу боя? У такого офицера есть лишь его частная задача, которую ему необходимо выполнить, неся ответственность не только за доверенный боевой участок, но и за своих людей. Поэтому вкус к жизни на войне, как «узкая», «специфичная» точка зрения, но раскрытая читателю максимально в тех рамках, в которых она существовала для мемуариста (и тысяч ему подобных), – тоже драгоценное качества книги.

Все эти достоинства «6-й батареи» ценны и сами по себе, но не только. Возвращение именно таких воспоминаний в Россию, к современному читателю, в наше время важно еще и для правильного усвоения того смыслового пласта, который представляет собой для нашего народа история Первой мировой войны и который был до сих пор крайне слабо включен в национальную картину мира. А это, в свою очередь, мешало постижению тех нравственных и духовно-исторических уроков, которые преподала эта война. В течение многих десятилетий Первая мировая для нашего народа была «не своей войной»: непонятной, непонятой, неоцененной. И дело даже не в том, что один из крупнейших в мировой истории военных конфликтов требует изучения и понимания слишком большого объема информации, постоянного открытия новых источников и освоения значительного числа исторических «белых пятен». В конце концов, за сто лет, прошедших с ее начала, все-таки немало (пусть недостаточно, неисчерпывающе, но немало) было сделано для исследования событий. Но это не отменяет, так сказать, системности забывания Первой мировой войны коллективным сознанием народа. Двадцатый век осуществил это забывание столь эффективно, что и по сию пору средний житель России едва ли соотносит себя и свою судьбу с историей наиболее широкоохватной и кровопролитной из всех (за исключением лишь Второй мировой) войн, которые вела наша страна с внешним противником. Не только «сороковые роковые», но даже значительно более отдаленная во времени Отечественная война 1812 года оказываются намного лучше «присвоенными» коллективным сознанием нашего народа. Почему-то психологически более естественно нынешний российский обыватель воспринимает себя наследником тех, кто гнал с русской земли наполеоновские полчища (не говоря уже боровшихся с гитлеровцами), чем потомком тех, кто обагрял своей кровью галицийские поля и карпатские перевалы.

В сознании нашего народа война, названная ее современниками Великой, оказалась, во-первых, заслонена гораздо более масштабным и катастрофическим явлением – Второй Русской Смутой, а во-вторых, насильственно вытравлена из коллективной памяти коммунистической пропагандой. И это естественно. Придя к власти в результате революции и Гражданской войны, большевики создали иное государство и иной мир с принципиально иной историей, которая начиналась лишь с 1917 года, не раньше и не позже. Несмотря на все более поздние попытки вывести СССР (и затем современную Российскую Федерацию) из императорской России и объявить об их правопреемстве, новые хозяева жизни отменили, обнулили, обесценили всю предшествующую тысячелетнюю историю. Ту историю, которую завершила Первая мировая война, называемая не только Великой, но и Второй Отечественной. В коммунистической картине мира этой войне места не было хотя бы в силу отвратительной роли, которую сыграли в ней большевики, затем подписавшие Брест-Литовский мир. И потому нельзя было допустить, чтобы народ завоеванной большевиками России соотносил себя с теми простыми героями, подвиги которых оказались этим мирным договором попраны, растоптаны, а результаты, купленные кровавой ценой, отданы врагу. Нужно было убедить людей, что Вторая Отечественная война была на самом деле ненужной мировой бойней, не отвечавшей интересам России. Характерно, что в историографии русского зарубежья этот перекос практически отсутствует. В эмиграции историю Первой мировой и ее опыт старались всесторонне изучать, ее любили, о ней помнили, писали мемуары, издавали множество книг. В современной же России все еще сохраняется, хотя и в ослабленном виде, инерция советского взгляда. Очень трудно внутренне признать «своим» то, от чего отвращали на протяжении десятилетий. Не лишает ли всех нас такое отношение к одной из наиболее трагических страниц собственной истории чего-то важного? И если да, то чего именно? Какие уроки Великой войны могут иметь значение для сегодняшнего жителя России?

Читать дальше