Адель Алексеева - Красно-белый роман. Лариса Рейснер в судьбе Николая Гумилева и Анны Ахматовой

Неважно, кто был объектом воздыханий Николая, но уже в этих стихах просматриваются его будущие любимые темы: боль, страсть, влекущая к любви и смерти. Он обретает жизненный, любовный опыт.

Примерно то же самое обретение опыта, происходит с Аней Горенко. Родители ее разошлись, она уехала с матерью в Евпаторию, а потом в Киев. В Киеве жила у своей тетушки и училась в Фундуклеевской женской гимназии. С Гумилевым они изредка переписывались, он дважды ее навещал, а в 1907 году сделал предложение, но… получил отказ. Через год снова навестил ее, уже в Севастополе, и там они крупно поссорились.

Библиотека в доме небогатая, Анна читает немного, но чувствует сильно и глубоко. Конечно, влюбляется, причем ей больше нравятся взрослые мужчины, и не Коля, а другой блестящий выпускник Царскосельской гимназии занимает ее воображение. Она обозначает его тремя буквами – В. Г. К. За тремя буквами скрывается князь Владимир Голенищев-Кутузов. Это о нем спрашивала Анна мужа своей сестры фон Штейна: «Пришлите, пришлите, умоляю Вас, его карточку…» (Спустя несколько лет, когда его уже не будет, Ахматова напишет «Поэму без героя», связанную с этим человеком.) Он был старше Гумилева, уже поступил в Петербургский университет.

Где бы она ни была, в памяти Анны возникает любимое место – Царское Село, и, наконец, в 1908 году она вновь поселяется в Царском. Учится в Петербурге, на высших женских курсах, но живет в Царском Селе.

Там есть еще один заманчивый уголок на берегу озера – Царскосельское Адмиралтейство. Начальник его Евгений Иванович Аренс, выходец из немцев, приветливо принимает гостей, а его сын и три прехорошенькие дочери – своего рода магнит для молодежи. Они занимают уединенный павильон в Екатерининском парке – готические стены из красного кирпича с белыми зубцами, белые наличники на узких стрельчатых окнах, а рядом – целая флотилия шлюпок, яхт и лодок.

Кто только тут не бывал! О чем только не говорили, не спорили молодые люди! Музыкальный вундеркинд, композитор и музыкант Дешевов, поэт Комаровский, Евгений Полетаев, одноклассник Гумилева, братья Пунины (в далеком будущем один из них станет мужем Анны). Бывал как-то раз даже великий князь Александр Михайлович. Занимательные беседы, рассказы о приключениях чередовались с музыкальными экспромтами, с музыкой Скрябина, игрой в фанты, а чтение модных писателей Кнута Гамсуна, Ницше, Метерлинка – с катанием на лодках. Иногда появлялся Николай Гумилев.

А осенним днем 1908 года соизволила явиться и Аня Горенко.

Был приглашен и Анненский. Все его ждали, однако он опаздывал. И кто-то заметил: «Засмотрелся, должно быть, на то, как золото кленов и лип спорит с золотом дворцов».

В центре компании – красивый юноша, одаренный музыкант. Он импровизировал на рояле, Анна стояла рядом, и оба они (тоже игры амура?) обменивались долгими взглядами. Потом почему-то оказались в комнате одни. Анна читала из восточной поэзии, он играл. Эти мечтания закончилась тем, что он ее поцеловал…

Как раз в ту минуту в дверях появился Гумилев! Но он не снизошел до упреков, ревности или подозрений. Пианист красив? Ну что ж? Легко покорять девичьи сердца красавцам, однако Пушкин не был красив, а покорял, – и Гумилев тоже. Такие победы дорогого стоят! К тому же они с Анной намеревались не ревновать друг друга, каждый из них – свободен. А себе он говорил: терпение – вот врата любви. Надо ждать, выжидать, как охотник в лесу. Он влюблен в нее уже не один и не два года, делал предложение руки и сердца, но – видно, время еще не пришло.

Николай уверял, что вообще влюбился, еще не будучи с ней знаком, увидав ее в Сочельник, на Святой неделе. Анна потом сказала об этом в четырех строках:

А он позже напишет о начале их любви целое стихотворение под названием «Дафнис и Хлоя» (другое название «Современность»):

Они гуляли вечерами, светила луна, и Аня была как сомнамбула. А то вдруг закричит что есть мочи: «Хочу на небо! На Луну!»

Влюбленный гимназист пересказывал своей Музе старинные баллады, истории об Африке и временах Рюрика, о Тристане и Изольде или о гусарах, которые устраивали тут, в парке, шумные пирушки, и как денщики прятали бутылки с вином в земле, оставляя лишь верх горлышка, а гусары искали, и это называлось «собирать грибы». Проходя мимо гауптвахты, вспоминал Лермонтова, не раз сидевшего в сем мрачном здании: сперва за детскую саблю, потом за то, что сабля была слишком велика.

Аня слушала и молчала. Это было ее обычное состояние – грустить и молчать. Зато он чувствовал, как глубоко она все понимает.

Между тем мир вокруг становился для обоих все тревожнее, тоньше. Если тоска – то бессонная, если грусть – то непонятные слезы. Впрочем, слезы могли литься и от радости… Она учила его различать запахи клевера и маргариток, сирени и жасмина, от благоуханий которого чуть не теряла сознание. Неожиданные приступы тоски порой делали некрасивым ее лицо…

А Анненский в тот вечер так и не пришел.

– Вдруг с ним что-нибудь случилось? У него же больное сердце! – раздавались голоса.

Аня не спускала глаз с двери. Потом появился Сева Рождественский и сообщил, что ехал сюда вместе с Иннокентием Федоровичем, тому стало дурно, вызвали доктора, и сейчас учитель в царскосельской больнице.

Анненский ценил стихи Гумилева, был с ним более близок, чем с другими гимназистами, и однажды Анна умолила Николая раздобыть для нее стихи учителя. Николай, конечно, переписал ей несколько стихотворений… Она прочла в них о собственной грусти, о двойственности… Появилось щемящее чувство, что он обречен, что ему осталось мало жить, все это чувствовалось между строк: «Только б жить, дольше жить, вечно жить…».

Казалось, это к ней обращены некоторые строфы: