Вадим Телицын - Пауло Коэльо

Уже через год учителя говорили о нем как о самом неуспевающем в колледже. И заканчивать обучение Пауло пришлось в одном из самых худших учебных заведений Рио-де-Жанейро.

Но об этом – чуть ниже.

А пока Пауло – узкоплечий и тщедушный юнец, с унаследованными от отца толстыми красными губами и массивным носом – уходил в мир книг, причем в первую очередь – тех, что запрещали читать учителя – отцы-иезуиты. Его, как и всякого мальчишку его возраста, интересовали приключенческие и исторические романы. Он их даже не читал, а проглатывал – «залпом». Так, «залпом» он поглотил книги популярного тогда в Бразилии Жозе Бенту Монтейро Лобато [2] Лобато Жозе Бенту Монтейро (1883–1948) – бразильский писатель. Автор сборников рассказов и публицистических очерков. , затем – Конан Дойла. Из обязательной к ознакомлению литературы он прочел «Трущобы» Алуизио Азеведо. Позднее он признавался, что едва ли не силой заставил себя раскрыть эту книгу, и – не ошибся. Роман поразил его настолько, что тут же на клочках бумаги попытался выразить те чувства, кои проснулись в его душе, когда он перевернул последнюю страницу книги Азеведо.

С тех пор он взял за привычку: о каждой прочитанной книге – хотя бы две-три строчки, в крайнем случае «значок», понятный только ему – понравилось или нет.

Желание высказаться о книге переросло в привычку – писать каждый день, и не только отзывы на прочитанные страницы, но и письма. Он писал отцу и матери, теткам и дядям, братьям и сестрам (родным и двоюродным), дедушкам и бабушкам, друзьям и подружкам.

Если писать было некому, он просто записывал в специально заведенной для этого тетради свои мысли, впечатления от прожитого дня, от увиденного человека, или делал зарисовки на полях страниц своих дневников. Эти записи не только помогали зафиксировать внимание на том или ином «объекте» или потренировать память, но укрепляли правила правописания, формировали – уже тогда – собственный, коэлевский, стиль. Это было очень важно.

Пауло читает вперемешку Т. С. Элиота, Генри Миллера, Эльзу Соарес. Читает и оценивает прочитанное звездочками

Уже лет в двенадцать Пауло стал фиксировать буквально все – погоду, цвет листвы, особенности городских улиц, диалекты прохожих, черты того или иного своего знакомого. Чуть позже он стал использовать магнитофон, дабы «не потерять» мысль, а потом переносил все на бумагу.

Героиня будущего его произведения («Одиннадцать минут») «завела дневник, куда стала заносить мысли о сером однообразии своей жизни, о том, как ей хочется въяве увидеть снег и океан, людей в тюрбанах, элегантных дам в драгоценностях».

Но Коэльо – это иное, кажется, все подчинено его идее – стать писателем… Возраст, понятное дело. «Много позже, с развитием информационных технологий, толстые тетради сменил цифровой архив. Коэльо собрал всю накопившуюся у него за четыре десятилетия информацию и запер эту исповедь в сундук. В ста семидесяти рукописных тетрадях и на девяноста четырех компакт-дисках хранилась подробная история его материальной и духовной жизни, начиная с 1959 года, когда ему было двенадцать лет, вплоть до 1995-го, когда, уже сорокавосьмилетним, он принялся заносить информацию прямо в компьютер. Став взрослым и знаменитым, он распорядился в завещании сжечь сундук со всем содержимым сразу после его смерти, однако впоследствии отказался от этого решения в пользу настоящей биографии» [3] Морайс Ф. Маг. Биография Пауло Коэльо. М., 2010. .

Но желание стать писателем не отпускало его, к четырнадцати годам он, как и всего пару лет назад, погружаясь в мир книжных иллюзий, всерьез составлял планы своих будущих книг. Он доверял только своему дневнику:

«Я пишу, потому что в детстве не умел играть в футбол, у меня не было машины, мне давали мало денег на карманные расходы и я был плохо развит физически.

Я был немодно одет, и девочки не обращали на меня внимания, как я ни старался. И по вечерам, когда мои одноклассники проводили время со своими подружками, я создавал свой мир – мир, в котором я могу быть счастливым. И спутниками моими были писатели и их книги. В один прекрасный день я сочинил стихотворение, посвященное девочке, жившей на нашей улице. Мой приятель нашел его у меня на столе, украл и прочел перед всем классом. Все смеялись, все считали, что быть влюбленным – нелепо».

Первые неудачи в «литературе» его не расстраивали, насмешки «плебса» не волновали. Так же, впрочем, как и то, что желание стать писателем не нашло понимания у его семьи. Его это мало интересовало.

«Когда вокруг тебя одни и те же люди, то вроде бы само собой получается, что они входят в твою жизнь. А войдя в твою жизнь, они через некоторое время желают ее изменить. А если ты не становишься таким, каким они хотят тебя видеть, обижаются. Каждый ведь совершенно точно знает, как именно надо жить на свете. Только свою собственную жизнь никто почему-то наладить не может» (Пауло Коэльо).

Он работал над собой и верил – воздастся…

И вот новая – после победы в начальной школе – удача. Стихотворение Пауло «Тринадцатилетняя женщина» (ему самому, напомним, всего четырнадцать) победило на конкурсе Академии литературы Святого Игнатия. А еще в журнале этой же академии «Виториа колежиал» появилась его заметка «Почему я люблю книги».

Этот успех его окрылил, но родители «привели в чувство».

«В Бразилии более семидесяти миллионов жителей, – безапелляционно заявила мать, – и только Жоржи Амаду может жить на доходы от своего писательского труда. Ты – не он, и никогда им не станешь. (Жоржи Амаду еще не раз будут приводить ему в пример, но гораздо позже.)

А отец потребовал, чтобы Пауло после окончания общеобразовательного класса записался в класс не гуманитарных, а точных наук. Он не оставлял своей мечты о том, что Пауло станет инженером.

Противиться воли родителя четырнадцатилетний подросток не посмел.

Рио-де-Жанейро

Но внутренне он оставался свободным: думал, читал, писал то, что хотел, и так, как хотелось. Ход его мыслей, его стихов и прозы (от писания первых он вскоре, правда, отказался) был вне поля родительского контроля. Это примиряло его с внешней оболочкой окружающего мира.

«Вот она, истинная свобода – обладать тем, что тебе дороже всего, но не владеть этим» (Пауло Коэльо).

А родители? «Не надо ничего говорить. Любят, потому что любят. Любовь доводов не признает» (Пауло Коэльо).