Олег Ивановский - Записки офицера «СМЕРШа»

Поезд подходил к городу. Нет, не мог я узнать ТО место. Все изменилось. Ведь прошло 3S лет! Только элеватор, весь изрешеченный снарядами, так и стоял. Вот и вокзал и очень скромное, простое, какое-то ласковое название, но до боли близкое, родное: «ВАЛУЙКИ».

Чуть не с площадки вагона нас буквально на руках вынесли на платформу… Город отмечал день освобождения. День памяти. Поклонились мы низко и сказали сердечное спасибо людям за память о тех, кто был и кого уже нет.

Я нашел ТО место. Та же насыпь, та же окраина города… Слез сдержать не мог. Вот здесь пролилась моя кровь, смешавшись на январском снегу с кровью боевого товарища Левы Диментмана.

19 января 1983 года, через 40 лет со дня освобождения Валуек, в газете «Южный Урал» была опубликована статья Р. Удалова, где написано:

«…Основная тяжесть наступления пришлась на головной, 250-й полк, который шел по открытой местности. Особенно жарко было на участке второго эскадрона, которым командовал старший лейтенант Павел Москвич. Противник бросил на этот участок несколько танков. В дело был пущен приданный эскадрону орудийный расчет сержанта Иванова. Головная громадина с черно-белым крестом была подбита/: первого выстрела, остальные, не имея возможности развернуться, попятились назад и скрылись в боковой улице. Через некоторое время один из них из-за развалин дома ринулся на орудийный расчет Иванова. «Сорокопятка» успела развернуться в сторону грохочущего танка, одновременно прозвучали два выстрела. Немецкий танк задымился вначале, а потом взорвался. Погиб и орудийный расчет вместе с развороченной пушкой.

Под ураганным огнем второй эскадрон действовал смело и напористо. Старший лейтенант. Москвич был тяжело ранен, но не покинул поле боя, продолжал командовать подразделением. На помощь подошел четвертый эскадрон старшего лейтенанта Портяного. Оба командира погибли в этом бою. К вечеру город был наш…»

Нашему кавкорпусу, его дивизиям и полкам за освобождение Валуек было присвоено звание гвардейских. Приказом наркома обороны 11-я кавдивизия была переименована в 8-ю гвардейскую, а 7-й кавкор-пус в 6-й гвардейский. Командирам дивизий были присвоены генеральские звания.

В результате рейда нашего корпуса по тылам противника был открыт путь на Харьков, куда и направили конников, дожидавшихся подхода других частей Красной армии к Валуйкам.

В моем домашнем архиве чудом сохранился небольшой листочек папиросной бумаги:

«Выписка из приказа 8-й Гвардейской кавалерийской дивизии имени Морозова

6 октября 1943 года. № 0123 Действующая армия.

На основании приказа НКО № 030 от 19.1.1943 г. присвоить звание «ГВАРДИЯ» нижепоименованному офицерскому составу:

…8. Лейтенанту ИВАНОВСКОМУ Олегу Генриховичу с 19.1.1943 г…»

Морозец был приличный, особенно это чувствовалось в открытом кузове полуторки, в котором нас, неподвижных и полуподвижных раненых, уложили рядком на солому, покрыв плащ-палатками.

Три грузовичка в ночь с 19 на 20 января, взяв курс на Россошь, двинулись по заснеженной дороге. Еще перед отправкой из Рождествена нас предупредили: «Смотрите в оба! Оружия у вас нет, да если и дать, что вы сделать-то сможете? У кого руки, у кого голова, у кого еще хуже… А по дороге от Россоши немцы и итальянцы отступают. Ясно?» Ясно было только то, что оружия у нас „никакого нет и что ночью нас должны везти навстречу отступающим немцам и итальянцам. Вот это было ясно. Охраны с нами тоже никакой не дали. В кабины с шоферами посадили по одному раненому, способному еще сидеть, вот и все.

Ехать предстояло больше сотни километров. Подробности переживаний шоферов да и моих «соседей» по кузову мне неведомы. Разговаривать — не разговаривали. Помню только, что не один раз останавлива лись где-то в поле. Наш шофер, заглушив мотор, осторожно прикрыв дверку кабины, выходил из машины, а когда минут через 15–20 возвращался, говорил соседу в кабине:

— Ну вот, слава Богу, в селе немцев нет. Спросил хозяйку, говорит, были, но с час как ушли. Хорошо, не по нашей дороге. А то бы… Ну как, братки, не померзли? Сейчас в деревню приедем, обогреем вас немножко. Только давайте так: лежачих-то нам на себе не перетаскать. Кто может терпеть — потерпите. А кому невмоготу или по нужде надо, скажи…

Вот так с остановками, с шоферской разведкой: «Нет ли в селе немцев?» — под утро нас довезли до Россоши.

Город еще не остыл от недавнего боя. В госпитале, у которого остановились наши грузовички, было полно раненых немцев и их союзников. Отступая, их бросили, не успев эвакуировать. Медперсонал тоже остался. Ничего себе соседство! Но за сутки, которые мне довелось быть в том госпитале, никаких эксцессов не произошло. Правда, многие наши раненые категорически отказывались от помощи итальянских врачей.

Ночью нас, лежачих, тяжелых, погрузили в санитарный поезд, и через сутки с небольшим мы оказались в госпитале в городе Кочетовка, что под Мичуринском. Поскольку за эти дни я не умер, то стал представлять для медиков большой интерес.

Хотя и говаривал Суворов: «Пуля дура, штык молодец!», но та, которая судьбой была предназначена мне, по отношению, по крайней мере, ко мне была не дура. Действительно, ей надо было ухитриться, пройдя через шею навылет, не задеть сосуды и позвоночник. А паралич ног и рук был оттого, что пуля, наверно, коснулась позвонка и внутреннее кровоизлияние прижало какие-то нервы. Но, к счастью, подвижность и рук и ног стала восстанавливаться. Через неделю я начал потихоньку ходить, а через две уже мог самостоятельно подносить ложку с кашей ко рту.

«…От Советского информбюро… 16 февраля 1943 года наши войска освободили город Харьков… В боях отличились… конники генерала Соколова…»

Услышанное по радио как-то сразу подействовало сильнее лечебных процедур. Вот где корпус, и дивизия, и полк! Решение созрело сразу: вырваться из госпиталя как можно скорее, пока есть адрес. А то уйдут опять по тылам, пойди их найди!

Первый разговор с врачом ничего утешительного не дал: «Рано, рано! Вечно вы, молодые, спешите. Успеете еще свинца нахватать!»

Поделился я своими тревогами с дежурной медсестрой, симпатичной девушкой, даже фамилию ее сохранила моя записная книжечка — Рябых, а звали ее Шурой.

— И нечего спешить, нечего. Прав врач. Вон рука правая еще не работает, левшой скоро станете.

— Да пойми, Шурочка! Надо, очень надо. Это же не каприз и не бахвальство. Уйдут наши опять в прорыв, в рейд по тылам, как их найдешь, как к ним проберешься?

— Ну, меня-то что уговаривать…

— А что, если просто так, взять и уехать?

— Как это уехать? А документы, а обмундирование, в пижаме, что ли?

— Так что же делать, Шурик, а?