В. Фролов - Андрей Пастухов. Кто он?

В XIII веке Тифлис опять разорили хорезмийцы, потом полчища монголов, в XVII веке – войска персидского шаха Аббаса I.

К концу XV века постоянные нашествия персов, затем турок привели к распаду Грузии на три части. Тифлис стал столицей Картлийского царства.

С XVIII века начали возникать связи Грузии с Россией, а в 1783 году по инициативе царя Ираклия II между нами был заключен Георгиевский трактат, по которому Грузия перешла под протекторат России.

В 1795 году Тифлис подвергся новому, уже последнему нашествию врагов. Войска персидского шаха Ага-Мохаммеда разрушили город, истребили или увели в плен многих жителей его. Но в конце 1799 года с помощью русских войск Тифлис был освобожден от захватчиков, а в 1801 году манифестом императора Александра I восточная часть Грузии была присоединена к России. В результате успешных военных действий против турок и персов в 1804–1813 годах вся Грузия была воссоединена в границах России, и было учреждено Верховное грузинское правительство, упраздненное лишь в 1838 году.

Вот, господа, что было в моих силах довести до вашего сведения, а кто будет интересоваться достопримечательностями города, то и в этом ваш слуга не посчитает за труд помочь желающим, – закончил Густав Иванович.

Поблагодарив Радде, посетители музея обратились к осмотру его экспозиции. Андрей, решив, что для внимательного изучения ему понадобится много времени, покинул музей, довольный, что узнал о таком интересном человеке, как Густав Иванович.

После Рождества начали собираться в чертежной топографы, заканчивались отпуска.

– Рад всех видеть здравыми! – басит Векилов, едва переступив порог, и, прищурившись, покручивает кончики своих пышных усов. На его некрупном, как и вся фигура, лице чуть лукавая улыбка, значит, поручик доволен отпуском. Теперь на всю зиму заряжена энергией его остряцкая натура, скучно не будет.

Снова расспросы, разговоры. От работы отвлекают.

– Господа! Меру знайте, – не выдержал капитан Кирпичников, начальник четвертого отделения.

– Вы, господин капитан, – не поднимая головы от планшета, вмешался в разговор Николай Васильевич Жуков-второй, как его зовут (есть еще и Жуков-первый, Василий Васильевич), – не лишайте их удовольствия выговориться до конца, и чем скорее иссякнет их источник, тем скорее в чертежной настанет молчание.

Жуков-второй, крепыш, широкой трудовой кости, с высоким, умным, открытым лбом и совсем закрытой нижней частью лица – пышными усами и не менее пышной бородой, сросшейся с усами по всей их линии, при всей серьезности своего характера слыл милейшим товарищем. Однако начальники, несмотря на его добродушие, считались с ним, зная его принципиальность и независимость в своих суждениях.

– Хорошо бы, – улыбнулся Кирпичников, – все разом являлись из отпуска, тогда бы одновременно отговорились и в чертежной установилось бы спокойствие, а если вот так, как сегодня, каждый день по одному, то нам и месяца мало будет, чтобы всех встретить.

– Не волнуйтесь, капитан, – сегодня еще кто-то из ваших идет, – с издевкой в голосе сказал Гламаздин, услышав в коридоре тяжелые шаги.

– Вы, господа, меня ждали? – распахнув дверь и высовывая вперед свою бородку с округлыми бакенбардами, смеясь, гаркнул Михаил Голомбиевский.

– Вы правы, Николай Васильевич, – усмехнулся Кирпичников, – пожертвуем сегодняшний день на встречи.

– Господин капитан! – тяжело ступая, на Кирпичникова надвигался статный красавец Михаил Казимирович. – Коллежский секретарь Голомбиевский из отпуска явился.

Прибывший отдал рапорт начальнику отделения. Со всеми поздоровавшись, Голомбиевский подсел к столу Андрея.

– Тебе, дружище, мое особое, как говорят, «с кисточкой», самое доброе приветствие, – крепко пожимая руку Пастухову, сказал Михаил.

– Спасибо, Миша, рад и я тебя видеть в здравии и хорошем расположении духа, – ответил Андрей и спросил: – Может быть, зайдем после службы ко мне?

– Охотно. Хочется поговорить.

В начале января, когда весь личный состав отдела был в сборе, генерал Стебницкий провел совещание, на котором подвел итоги работ прошлого года. Все пять отделений съемщиков успешно справились с заданием в трудных условиях Дагестанской и Терской областей, в Горийском и Душетском уездах. Геодезисты полковник Кульберг, подполковник Гладышев, капитан Гедеонов, штабс-капитан Первас выполнили большой объем работ по нивелировке в целях определения уровня Каспийского моря, разности долгот Тифлиса и Ростова-на-Дону, по испытанию новых приборов и определению новых тригонометрических пунктов в Закавказье и Закаспийской области.

На зимний период ставилась задача произвести обработку всех материалов, вычисление конечных данных по геодезическим работам и вычертить издательским черчением все планшеты топографической съемки.

– Как, не страшно начинать столь ответственную работу? – спросил Федюкин Андрея, сидящего за столом, в раздумье уставившегося в лежащий перед ним планшет, испещренный так плотно горизонталями в карандаше, что из белого он превратился в какое-то темное пятно.

– Я о черчении еще и подумать не успел, – поднимая голову и смотря в глаза Александру Николаевичу, ответил Андрей, – а мне сейчас стало страшно, оттого что не могу представить теперь себе, как можно было по изображенным на планшете кручам ходить, а еще и снимать.

– Разделяю твое ощущение, оно напоминает то, что переживает человек, проснувшись после кошмарного сна, – улыбнулся Федюкин, – но как с наступлением дня тяжесть кошмаров исчезает, так и твой страх перед кручами и недоступными ущельями улетучится, как только ты снова окажешься среди них.

Теперь в чертежной тишина, четок регламент работы и отдыха. В короткие перерывы все в коридоре, разминка, разрядка – и снова тонкое, тщательно заточенное перо ведет на планшете тонкую линию горизонтали, замыкающую в себе все точки поверхности земли с одной и той же высотой над уровнем моря, мелкую строчку едва проходимых троп, редкие жирные линии дорог, сетку оврагов и промоин, где-то сливающихся в змейку реки.

Горизонталей так много, что не хватает места, чтобы вычертить каждую из них, и тогда, сливаясь на планшете, они образуют пятна штриховки либо упираются в белые пятна, изображающие недоступные ледники. Но постепенно самые невероятные по ширине и форме замкнутые фигуры, разбившись на множество мелких, все дальше и дальше расходящиеся друг от друга, превращаются в точки с указанной высотой. Это вершины гор.

Для человека непосвященного все эти линии, испещряющие лист ватмана невероятнейшими зигзагами, представляются забавными лабиринтами, а для топографа это вид земли с высоты птичьего полета, с грозными заоблачными пиками снежных вершин, мрачными ущельями горных теснин и беснующимися в них потоками, с тонкими проблесками дорог, зеленеющими рощами благодатных долин, с полосками нив и квадратиками аулов и саклей, в которых живут люди. Для топографа планшет оживает.