Ифа Эбби - Семь причин для жизни. Записки женщины-реаниматолога

Права на издание получены по соглашению с Vintage, импринтом The Random House Group Limited. Все права защищены. Никакая часть данной книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме без письменного разрешения владельцев авторских прав.

© Aoife Abbey

First published as Seven Signs of Life by Vintage. Vintage is part of the Penguin Random House group of companies.

© Перевод на русский язык ООО Издательство «Питер», 2019

© Издание на русском языке, оформление ООО Издательство «Питер», 2019

© Перевод с англ., Коваленин Д., 2018

Случаи, описанные в этой книге, взяты из личного опыта: я собрала их за несколько лет своей практики по меньшей мере в десятке различных больниц и учреждений здравоохранения. И хотя все это – воспоминания о том, что произошло в реальном мире, все имена пациентов и их родственников, моих соратников и коллег, упомянутые в тексте, сознательно изменены. Равно как и личные подробности, по которым их можно было бы опознать, включая их возраст, пол, род занятий, национальность, внешний вид, семейные связи, истории болезней и диагнозы. Любые совпадения с людьми живыми или умершими, могущие возникнуть в результате таких изменений, абсолютно случайны.

Тысячи врачей на свете, как и я, только и делают, что путешествуют по жизням своих бесчисленных пациентов. Мне случалось появляться на ваших улицах и в ваших спальнях, сидеть на ваших кроватях и стульях, преклонять колени на вашем полу. Я навещала вас в минуты, когда вы оказывались уязвимее всего, когда лежали на больничных койках или тележках скорой помощи. Я держала ваши руки в своих, хотя о моем присутствии рядом вы, скорее всего, даже не подозревали.

Я – специалист государственной программы подготовки врачей, которые после медицинского колледжа и четырех лет аспирантской практики собираются получить степень реаниматолога-консультанта. В рамках тренировочной программы я постоянно меняю должности и больницы: за эти семь лет я сменила уже восемнадцать рабочих мест, никак не связанных между собой.

Не помню, чтобы я когда-нибудь считала себя писателем, хотя читать любила всегда. Я проглатывала чужие истории, пока не стала врачом и не поняла, что теперь и сама могла бы кое о чем рассказать. Полагаю, это заложено в природе человека – стремление объяснить, как что-нибудь устроено. Ни один врач не был полностью готов к своей профессии сразу по окончании колледжа, и понимание того, сколько же мне еще предстоит изучить, в итоге привело меня к писательству. Даже теперь, спустя семь лет после получения диплома, передо мной бушует целое море вопросов, требующих ответа. Семь лет – это капля в море.

А два с лишним года назад Британская медицинская ассоциация назначила меня на должность «секретного доктора», то есть я стала еще и анонимным медиком, чья задача – описывать врачебные будни. Должность «секретного доктора» учреждена вовсе не для того, чтобы шпионить за людьми, раскрывать их страшные тайны или бить тревогу. Эту должность создали в основном как способ приглашать врачей к диалогу по вопросам, которые им наверняка стоило бы активнее обсуждать между собой. Ее главная задача – объединять специалистов на всех этапах медицинской карьеры, и ее обязательная анонимность позволяет сосредоточиться не на личности автора, а на поднимаемых им проблемах. Цель подобной инициативы – не вскармливание «медицинской элиты», но организация сообщества, в котором можно отмечать все удачи и искренне обсуждать, каково это и что вообще это значит – быть врачом. По крайней мере, примерно так я себе эту роль представляла.

Для выполнения этой миссии мне пришлось провести четкую грань между тем, что я знаю, а чего не знаю. Пришлось формулировать свои мнения из собственного опыта, из проблем, с которыми я сталкивалась, описывать их языком, обращенным к читателю, и рассматривать их не только с точки зрения врача-профессионала, но и глазами широкой публики – так, чтобы другим тоже захотелось включиться в диалог.

Я стала тщательнее анализировать свои ощущения.

Когда у меня появилось время, чтобы проанализировать, что я чувствую в процессе работы, я вдруг осознала, какое огромное количество навыков у меня просто вошло в привычку. И какими странными мои мотивы для дальнейшего самообучения могут показаться тому, кто никогда не бывал в моей шкуре.

Я говорю не о самообучении новым технологиям, хотя меня ежедневно окружает сложнейшее оборудование для борьбы со всевозможными болезнями. Напротив, я говорю о солидной части моей деятельности, которая зависит не от умения работать с инструментами, числами, препаратами и аппаратурой, но от человеческого фактора.

Разумеется, постоянное академическое самообразование, как и обретение практических навыков, первостепенно для развития врача, но этим дело не ограничивается. Ключевые моменты в работе любого медика зависят от его умения говорить с людьми, понимать их, доносить до них свою мысль. Компетентность – не просто знание, что вообще возможно сделать, но еще и понимание, как сделать было бы правильно . А это уже вопрос интуиции – и, что еще важнее, умения этой интуицией распорядиться.

Читая истории о буднях реанимации, вы заметите, что многие из моих пациентов не только уязвимы, но и временно пребывают «в ином измерении» – под действием успокоительных препаратов или на искусственной вентиляции легких. Я должна заботиться о людях, балансирующих на грани жизни и смерти, в ситуациях, когда интенсивная терапия может показаться методикой непонятной, а то и странной. И если иногда, общаясь с пациентами или их близкими, я чувствую, что беседа не клеится, – видимо, это происходит из-за неравенства в статусе, которое моя работа неизбежно порождает. Людям начинает казаться, что я использую некие особые, тайные ключи к пониманию происходящего, что якобы дает мне какие-то преимущества перед ними.

Я часто думаю, что близких пациента это может задевать, ведь я действительно владею недоступным для них знанием – пропуском в мир, пытающийся отнять у них любимого человека. И они чувствуют, что в таком случае их задача – выступать адвокатами человека, ради которого они здесь появились. Хотя именно они, близкие пациента, чаще всего и запутываются – в собственном страхе, раздражении, горе, в опасении вот-вот лишиться самого дорогого. Им кажется очень несправедливым, если я не собираюсь участвовать в происходящем, по крайней мере, на равных с ними.