Николай Борисов - Иван III

Есть люди, жизнь которых словно воплотилась в некие вечные творенья. Так Петербург стал гигантским памятником Петру Великому, собор Василия Блаженного славит Ивана Грозного, Троице-Сергиева лавра — преподобного Сергия, а киевская София — мудрого Ярослава. Своего «духовного отца» имеет и московский Кремль. Невозможно остаться равнодушным, глядя из-за Москвы-реки на это причудливое скопление дворцов и монастырей, соборов и колоколен, стянутое могучим поясом зубчатых стен. Кажется, сама державная Россия смотрит на нас с этого берегового холма. И над всем этим евразийским великолепием, над шатрами и куполами, над пушками и колоколами, над застенками и кладовками, над молельнями и гробницами — тень великого князя Московского Ивана III, которого современники называли Иваном Великим.

Эта книга — об Иване III, создателе московского Кремля и Московского государства, одном из самых выдающихся деятелей отечественной истории. На каждое столетие приходится не более одного-двух людей такого калибра.

Мы не случайно обратились к его образу. Настоящая книга в какой-то степени является продолжением ряда исторических портретов строителей Московского государства. В серии «Жизнь замечательных людей» вышла книга о первом великом князе Московском Иване Даниловиче Калите (Иван Калита. М., 1995; второе издание — М., 1997). Несколькими годами ранее увидела свет книга о преподобном Сергии Радонежского (И свеча бы не угасла… Исторический портрет Сергия Радонежского. М., 1990). И вот теперь на суд читателей выносится жизнеописание создателя единого Российского государства великого князя Ивана Васильевича. Каждый из этих трех героев отечественной истории был яркой и неповторимой личностью, каждый делал свое великое дело. Иван Калита превратил Москву из удельного захолустья в политическую и религиозную столицу Северо-Восточной Руси. Преподобный Сергий Радонежский своим монашеским подвигом одухотворил политическое наследие Калиты и стал великим зодчим духовной культуры ранней Москвы. Иван Великий, опираясь на достигнутое, превратил пестрое сообщество русских земель и княжеств в единое и независимое государство — Россию. И словно три угла треугольника, эти три великих человека составляют в нашей истории некое неделимое целое.

В соответствии с особенностями происхождения и воспитания, с характером своего дела и обстоятельствами, среди которых им приходилось действовать, они отчеканились тремя неповторимыми профилями. Нет смысла задаваться праздным вопросом о степени величия каждого из них. Скажем лишь, что это были люди одной меры, одной несокрушимой закалки. И каждый как личность представляет сложнейшую загадку для историка.

Писать биографию Ивана III крайне сложно в силу целого ряда объективных причин. Сбивчивость и противоречивость источников, полное отсутствие документов личного характера, иной мир и иная система ценностей — обычные опасности, подстерегающие исследователя русского Средневековья. Но весь этот и без того запутанный клубок к концу XV столетия запутывается окончательно.

Основной источник наших знаний о событиях XV столетия — летописи. Они — разбитое зеркало своего времени. Разглядеть что-либо в этих потускневших осколках не так-то просто. Ранние московские летописцы коротко и лаконично сообщали о двух-трех наиболее примечательных событиях каждого года. Да и самих летописей XIV и первой половины XV столетия сохранилось очень немного. В результате всего этого, а также вследствие работы многих поколений историков, каждое известие из этого периода напоминает тщательно обглоданную кость.

Ситуация существенно изменяется в эпоху Ивана III. Политический кругозор московского двора стремительно расширяется. Количество событий, достойных упоминания, резко возрастает. Многие понимают, что являются свидетелями исторических событий, и хотят выразить свое отношение к ним. Летописные своды растут здесь и там, словно грибы после дождя. Политическое назидание оттесняет на второй план религиозно-нравственное поучение. Отделить истину от клеветы становится необычайно трудно.

Но словно сжалившись над историками, время сохранило несколько замечательных человеческих документов той эпохи — неофициальных памятников летописания. Один из них — летописный свод, составленный в церковных кругах в 80-е годы XV столетия и дошедший до нас в составе Софийской II и Львовской летописей. Неизвестный автор свода готовил свой отчет для будущего, а не для настоящего. Его взгляд на события исполнен скорби о попранных добродетелях, кто бы ни выступал в роли грешника. Конечно, он не позволяет себе открыто обличать государя за его злодеяния. (Кажется, для него это даже не вопрос смелости, а вопрос личного смирения.) Он сочувствует московскому делу и ощущает его величие. Но он умеет видеть правду побежденных и сочувствует им. Он хочет в нескольких словах назвать истинные причины событий. Его цель — истина. Он — независимый наблюдатель, взирающий на мир беспристрастно, но не равнодушно. В нашем повествовании мы будем именовать его Независимым летописцем. И пусть его негромкий голос, едва долетающий до нас сквозь гром колоколов и крики ненависти, напоминает нам о том, что даже в самые бурные времена совесть имеет все же некоторую цену.

Исторические источники при их правильном прочтении дают нам знание. Но с одним лишь знанием в истории уплывешь не дальше геркулесовых столбов ученых степеней. Для дальнего плавания в океане минувшего необходимо сочувствие. А оно возникает лишь по мере понимания. Конечно, прийти к нему будет нелегко. Но вот на что следует обратить внимание. В деяниях Ивана Великого мы узнаем тот характерный размашистый почерк, которым написаны самые яркие страницы отечественной истории. С него начинается долгий ряд наших исторических деятелей, которые одной рукой творили добро, а другой — зло. Они совершали великие преобразования, но при этом не останавливались перед непомерной ценой своих побед. Этих людей трудно любить, но трудно и не восхищаться ими. Они — словно кованые гвозди, которыми скрепляется причудливая конструкция Российского государства.

Пытаясь разгадать загадку Ивана Великого, отметим и еще одно обстоятельство. Как и любой человек, князь Иван имели свои маяки для плавания по «многомутному морю житейскому». Один из них — дела его отца, другой — Священное Писание.