Григорий Дольников - Летит стальная эскадрилья

Вышло так, что он догнал меня в одной из ответственных служебных командировок - Указ Президиума Верховного Совета СССР.

Из Указа:

"За личное мужество и отвагу, проявленные в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками в годы Великой Отечественной войны, высокие результаты в боевой подготовке войск, освоении сложной боевой техники и в связи с 60-летием Советской Армии и Военно-Морского Флота присвоить звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали "Золотая Звезда":

Генерал-лейтенанту авиации Дольникову Григорию Устиновичу.

Председатель Президиума Верховного Совета СССР

Л. БРЕЖНЕВ

Секретарь Президиума Верховного Совета СССР

М. ГЕОРГАДЗЕ Москва, Кремль, 21 февраля 1978 г."

Но это еще все в грядущем, где-то далеко впереди...

Итак, учебная зона. Проверка техники пилотирования.

Основным проверяющим инструктором по технике пилотирования был майор Тимофей Иванович Калачев. Опытный училищный работник, прибывший в конце войны из Батайской авиашколы пилотов на стажировку в нашу дивизию, он так и остался у нас - сначала в должности инспектора по технике пилотирования, а затем заместителя командира полка.

Техника пилотирования у Тимофея Ивановича была отличная - ничего не скажешь. После того как я выполнил запланированный комплекс фигур сложного пилотажа, Калачев взял управление самолетом на себя и сказа; мне на полном серьезе:

- А теперь, Борода, посмотри, как надо бы выполнить твое задание.

- Не учить ли собрался? - удивленно спросил я Калачева.

- Рискну. Может, понравится, - без обиды ответил Тимофей Иванович и слитно, координированно, исключительно плавно и вместе с тем энергично выполнил полный комплекс фигур высшего пилотажа.

- Может, повторишь? - спросил, окончив работу.

- Нет. Пошли на посадку - бензина мало! - схитрил я, твердо зная, что повторить сделанное Калачевым не сумею.

После приземления Тимофей Иванович, не подчеркивая своего превосходства, высказался с полной откровенностью:

- Не обижайся, Борода. Хотя ты и равный мне по должности и много фашистских самолетов сбил, но пилотировать не умеешь. Выше удовлетворительной оценки поставить не могу - и то потому, что когда-то курсантом у меня был.

Я стоял, сгорая от стыда, самолюбие толкало надерзить майору, но сознание подсказало: "Ты же только что убедился: перед тобой действительно первоклассный летчик..." И я, поблагодарив его за науку, ушел с аэродрома.

Низкую оценку за технику пилотирования в зоне получил в этот день не один я. Большинство летчиков переживали замечания по этому поводу болезненно, не признавая ошибок, возражали:

- Подумаешь, велика мудрость - шарик в центре держать! Да если бы я в бою держал этот шарик в центре, "худые" сожрали бы с ходу! - возмущался Синюта.

- Выходит, что тот, кто воевал и вышел победителем, летать не умеет. А кто отсиживался в тылу, гонял этот шарик в центр, теперь учить нас станет! - не утерпел со своим резюме и Щепочкин.

Летчики довоенной школы, которых в полку остались единицы, - Дмитрий Глинка, Михаил Петров, Василий Шкатов, Алексей Труфанов, Дмитрий Шурубов были отличными бойцами и техникой пилотирования владели в совершенстве - как для боя, так и для показа. Глинка и Петров выступили с резкой критикой летчиков, которые, пытаясь прикрыться своими заслугами в бою, небрежно и непрофессионально отпилотировали в зоне.

- В бою и я не стараюсь держать стрелки по нулям, скорее, наоборот, умышленно некоординированными действиями рулей, работой сектором газа создаешь такое положение, чтобы не позволить противнику вести прицельный огонь, пояснил Дмитрий.

Петров подтвердил:

- Но чтобы так пилотировать в бою, надо уметь грамотно пилотировать и чисто...

Я долго не решался принять чью-либо сторону, хотя в душе уже понял, кто прав. И вот наболевшее выплеснулось словно само собой - я высказал все, что пытался скрыть даже от себя, признав необходимость восстановления утраченных навыков в технике пилотирования.

Надо сказать, на протяжении многих лет после войны, а порой и в настоящее время нет-нет да и возникнут сомнения: а нужен ли летчику-истребителю высший пилотаж? Ведь в боях все эти петли, полупетли и бочки не применялись. А сейчас, когда маневренный бой утрачивает свое былое значение - мощное ракетное оружие позволяет уничтожать противника, не видя его, - кажется, тем более вопрос этот отпадает.

И все-таки нельзя выиграть воздушный бой, не овладев в совершенстве техникой пилотирования, в том числе сложным и высшим пилотажем. В чистом виде петлю Нестерова, двойные бочки, поворот на горке и другие пилотажные фигуры в воздушных боях летчики-истребители действительно не применяли, но выполняли такие маневры, которые в общем виде были слагаемыми этих фигур. И те, кто в совершенстве владел высшим пилотажем, в схватках с сильным противником неоднократно выходили победителями.

Более ста боевых вылетов довелось мне выполнить в качестве ведомого у известных мастеров воздушного боя. Братья Глинка, Шурубов, Лавицкий, Петров, Микитянский. .. Я видел десятки фашистских самолетов, сбитых этими асами из различных положений: на горке и с полупереворота, на глубоком вираже и из перевернутого полета. Бывало, что сразу после боя кое-кто из них не всегда мог четко доложить, в каком положении находился управляемый им самолет в момент открытия огня. Эти летчики не боялись, что сорвутся в штопор или потеряют пространственную ориентировку - они были настоящими виртуозами, мастерами высшего пилотажа. А как обидны и неоправданны летные происшествия в войну, да и в мирное время, из-за слабой техники пилотирования, когда допускаются грубые ошибки и пилот, не умея их исправить, в лучшем случае покидает вполне надежный исправный самолет.

Уже как командиру одного авиационного соединения мне пришлось однажды расследовать, казалось бы, несложное летное происшествие: пилотируя в зоне, из-за отказа управления самолетом катапультировался опытный летчик. Долго и тщательно искали авторитетные специалисты неполадку в управлении, но не находили ее. Я нажал на комиссию, настаивая, чтобы непременно нашли причину, так как сомнений в летчике ни у кого не было, следовательно, все дело в технике. Но это летное происшествие тогда так и осталось в разряде неустановленных причин.

Пилот, правда, больше не летал: списался и ушел в запас. А спустя несколько лет я случайно встретился с ним, разговорились.

- Как живете, где работаете, не скучаете ли по авиации? - спросил я, как обычно, при встрече летчиков-сослуживцев.

- Живу хорошо, работаю в авиации, только в гражданской. А полеты снятся, особенно последний...

- Это типично для нашего брата, - отвечал я, так как знал: летчики еще долго мысленно летают после ухода с летной работы, особенно во сне.