Константин Станиславский - Письма 1886-1917

На будущий год я объявил, что ставлю "Трактирщицу", и Бенуа думает о второй пьеске для пополнения спектакля. Сегодня Немирович подходит ко мне и говорит: "А что, Ольге Владимировне не лучше будет взять Сусанну в "Свадьбе Фигаро"? Спектакль вышел бы капитальнее". Я ему ответил так: "В этом спектакле я хочу дать театру не пьесу, а артистку. В нашем положении это теперь важнее пьесы. Мне нужна роль, которая бы показала артистку. Думаю, что "Трактирщица" удобнее для этого. В ней больше блеска, а блеск убеждает сильнее. Вот почему я, противник всякого фаворитизма, предпочитаю "Трактирщицу", хотя понимаю, что спектакль значительнее был бы с пьесой Бомарше". Прав я или нет? На всякий случай почитаю Бомарше, а Вы подумайте 5.

Шестого числа в студии была еще публичная генеральная репетиция. Бебутов сдавал пьесу (забыл название) 6с участием Хмары, Афонина и Кемпер. Совсем сыро, ничего еще нельзя судить. Сегодня был экзамен-молния. Экзаменовались: Барановская, Коренева, Дмитриевская, Соловьева, Попова, Хмара, Дикий и пр. Душа моя Марджанов добыл откуда-то бешеные деньги и […] сыплет их направо и налево, переманивает всех, кого может 7. Санину – 15 тысяч (и уже поссорился, и не разговаривает, и не кланяются друг с другом). Коонен – шесть тысяч, портнихе Марье Фроловне – 4 тысячи, Леонидову предлагал чуть ли не 25 тысяч. Недавно он завтракал с кем-то, кого он переманивал, и ему подали счет на 30 рублей, он вынимает две сотенных бумажки, чтобы расплатиться 30 рублями, до того руки его привыкли к радужным бумажкам.

Ну, пересказал все слухи, вести и сплетни; нежно думаю о Вас и мысленно целую Ваши ручки. Спасибо за письма. Рад, если мои записки пригодились. Да, вот Вам задача: развейте и привыкните в ролях и при творчестве к той простоте, которую мы называем "в капоте". Ищите ее в себе больше всего. Найдите себя такой простой, непосредственной и детски искренней, какой Вы были в своей ночной кофточке, когда лежали, поправляясь после болезни. Вл. Алекс, низкий поклон.

Стахович все в хандре. Он в Германии (Homburg. Poste restante). Напишите ему словечко.

436*. M. Ф. Андреевой

Дорогая Мария Федоровна!

Простите за задержку ответом. Знаю, что это очень нехорошо, но я не рассчитал своих сил и не одолел всей непосильной работы, которая в последний месяц свалилась на меня. Не хватает не столько времени, сколько жизненной энергии, чтоб исполнить все, что надо и что хочется сделать.

Вы не должны сомневаться в моей полной готовности придти Вам на помощь. Мне нетрудно будет это сделать в студии, где я пользуюсь авторитетом, и потому там я весь к Вашим услугам, насколько мне позволят время и текущая работа. Я с радостью поделюсь с Вами всем, что знаю и умею.

В театре – другое дело. Там многое изменилось для меня. Я уже не пользуюсь авторитетом, хотя и прикрываются моим именем, я не имею ни юридических прав, ни голоса, от которого мне самому пришлось отказаться по чисто внешним и случайным причинам.

В театре я могу ходатайствовать, но не решать. И я ходатайствовал, но – пока безуспешно. Враждебного отношения к Вам я не заметил и думаю, что его нет. Нет ролей, нет свободных денег; некоторое недоверие к тому, что Вы расстаетесь с прежним амплуа и помиритесь с более скромной ролью в театре; вот реплики, которые мне пришлось слышать при разговоре о Вашем возвращении на нашу сцену. Должен быть справедливым и констатировать, что все эти возражения делались с каким-то недоумением, с какой-то беспомощностью и как бы извиняясь.

Как быть и как действовать на будущее время? Для этого необходимо увидаться и переговорить. И я надеюсь на это – в Петербурге или в Одессе. Только при личном свидании можно договориться, главное, почувствовать все детали сложного вопроса, который стоит предо мной. Если наше свидание в Петербурге невозможно, то, быть может, Вы укажете мне, с кем из Ваших близких я могу совещаться по этому делу 1 . Мой адрес в Петербурге: Михайловская, "Английский пансион" Шперк (комната No 9).

Что касается до Вашего долга мне, предоставляю распорядиться так, как Вам удобнее. Я нисколько не тороплю Вас уплатой. Хотите – рассчитаемся со временем, по продаже земли, хотите – передайте мне долг землей, хотите – изберите иной способ. Словом, предоставляю Вам распорядиться по Вашему усмотрению и так, как Вам удобно.

Виноват я и перед Алексеем Максимовичем в том, что не держал его в курсе наших проб по commedia dell'arte.

Сулер, который занимался подготовительными работами по этим пробам, написал уже подробно Алексею Максимовичу 2.

Но секрет в том, что самой сути мысли Алекс. Макс, т. е. того, что так прекрасно выражено им в его статье, переданной мне Румянцевым, никто еще не знает 3. Я никому не показывал этой статьи, боясь, что она попадет в газеты. Пока же идут упражнения, подготовка учеников 1-го курса (так как старики не годятся на эту работу; они слишком заражены штампами и актерскими привычками, чтоб отдаваться непосредственности аффективного переживания).

То, чего хочет Ал. Макс, не так просто. Теперь, после года работы, мы начинаем подходить к тому, что нужно. Но вот беда. Невозможно удержать в тайне то, что происходит в студии, и наши пробы попали в газеты. Ко мне пришел Эфрос и заявил, что не нынче-завтра появятся статьи о тех упражнениях, которые мы делаем 4. Лучше, чтоб он деликатно написал об этом, чем другие сделают это кое-как, наскоро. Я просил его написать об этом Алексею Максимовичу. Но Эфрос боялся, что на это уйдет много времени. Каюсь, он убедил меня, и я рассказал в общих чертах, через каждые три слова упоминая, что мысль не моя, а принадлежит Ал. Макс. Статья вышла не очень удачна и не очень точна. Возражение, дополнение придадут всему делу рекламный характер. Лучше всего молчать пока, тем более что никто, кроме наших учеников, не сможет делать это трудное дело – совместного творчества. Когда я еще соберусь написать обо всем этом Алексею Максимовичу? Не откажитесь, при случае, пока, сообщить ему суть этих строк. Очень хочу повидать Вас. Буду ждать этого свидания. Надеюсь, что оно состоится в Петербурге, куда я уезжаю в пятницу на страстной.

Целую Вашу ручку и шлю Вам сердечный дружеский привет от себя, жены и детей.

Искренно любящий и сердечно преданный

1913-9-IV.

437*. О. В. Гзовской

Дорогая и милая Ольга Владимировна!

Воистину воскресе!