Руслан Скрынников - Ермак

Архиепископ Нектарий был интереснейшей личностью. Сын осташкинского крестьянина, Николай Телянин в тринадцать лет покинул отчий дом и переселился в Нилову пустынь. Там доживал жизнь знаменитый пустынник Герман, ставший духовным отцом мальчика. Герман был человеком суровым и властным. Он твердо верил, что без палки нельзя наставить отрока на путь истинный. На склоне лет Нектарий с тихим умилением вспоминал своего учителя жизни: «И како терпел от начальника моего с первых дней! Два года по дважды на всякий день в два времени бит был… учил клюкою и остном прободал… и кочергою, что в печи углие гребут… и не токмо древом всяким, но и железом и камением, и за власы рванием, но и кирпичом, и что прилучалося в руках его, чем раны дать…»

Монашеский устав предписывал послушнику полное подчинение воле наставника. Мальчик глотал слезы и лишь вел про себя счет ударам: «…И того сочтено у меня, в два года по два времени на всякий день, боев тысяща четыреста и тридесять. А сколько ран и ударов на всякий день было от рук его честных, и тех не считаю, Бог весть, и не помню».

Ставши архиепископом, Нектарий не забыл учителя и прилежно следовал во всем его заветам. Оттого он вскоре снискал ненависть среди служителей тобольского архиепископского дома. Столкнувшись с «кознями», Нектарий поспешил сочинить жалобу на собственных подчиненных. «Да и софийские, государь, дворовые люди, — писал пастырь, — старцы, дети боярские и певчие дьяки, кроме старого дьяка Саввы Есипова, умышляют на меня, богомольца твоего, и угрожают доводными всякими делами» (доносами).

Лишь один из старых служителей пришелся по душе ниловскому пустынножителю. То был главный архиепископский дьяк Савва Есипов. В Софийском доме не сыскать было другого такого же нужного и расторопного человека. Заботясь о доходах епархии, он составил роспись софийских оброчных крестьян. Ему доверили старцы огромную сумму в 200 рублей на помин умершего владыки.

Нектарий ценил в Савве рачительного хозяина и любителя книжной премудрости. При всех своих странностях Нектарий всегда был предан образованию, изучал греческий и латинский языки, риторику и философию. В лице Саввы он нашел единомышленника.

Тотчас по прибытии в Тобольск архиепископ поведал дьяку сокровенную мысль насчет написания подробной летописи, которая бы прославила епархию и последовательно провела новый взгляд на миссию Ермаковых казаков в Сибири. Всего пять месяцев понадобилось исполнительному дьяку, чтобы осуществить предначертания начальства.

Как и полагалось смиренному христианину, Есипов поместил свое имя в самом конце летописи, скрыв его незамысловатым шифром.

Савва не обладал чрезмерным честолюбием и в послесловии к летописи откровенно признался, что он лишь расширил («распространил») летописную Повесть, которую составили в Софийском доме до него.

Средневековые писатели не гнались за оригинальностью. Напротив, они любили украшать свои произведения подробнейшими заимствованиями из других авторов, слывших признанными авторитетами. Библиотека тобольского архиепископа была не слишком богатой, и дьяку пришлось довольствоваться тем, что было под рукой.

Есипов не раз с волнением перечитывал Хронограф, повествовавший о подвигах древних полководцев. Высокопарный стиль изложения Хронографа разительно отличался от стиля, который употребил предшественник Есипова при описании столкновений между Ермаком и Кучумом. Чтобы прославить Ермака, Савва дополнил летопись впечатляющими подробностями, заимствованными из Хронографа. Дьяка не слишком беспокоило то, что Хронограф описывал битву между древними болгарами и византийцами. Воинов Кучума он уподобил язычникам болгарам.

К счастью, Есипов обладал трезвым умом и его интересовали не только литературные красоты. Испросив разрешение у владыки, он велел вновь собрать ермаковцев, чтобы узнать у них новые подробности о знаменитом походе. Прошло пятнадцать лет с того дня, как казаки из «старой сотни» принесли Киприану свое написание. С тех пор сотня сильно поредела: кто умер, кто переселился в богадельню. На службе остались считаные единицы.

Летописец не назвал по имени казаков, с которыми говорил. Но можно установить, что при Нектарии в Тобольске продолжал служить убеленный сединами атаман Иван Александров. То был любимец Ермака, некогда ездивший с его письмом к царю. Александрова задержали в Москве на три года, поэтому он хорошо знал все, что произошло в начале и в конце похода. В летописных рассказах виден след беседы Есипова с атаманом Александровым.

Судьба сочинения тобольского дьяка сложилась исключительно удачно. Есиповская летопись приобрела общерусскую известность и стала любимым чтением для грамотеев в разных концах России.

В годы Смуты Строгановы оказали большую финансовую помощь царю Василию Шуйскому, казна которого вечно пустовала. Незадолго до своего падения Шуйский пожаловал своим заимодавцам звание «гостей». Это звание носили немногие лица — самые богатые купцы России. В качестве особой привилегии Строгановы получили право впредь именоваться «с вичем». Это право уравняло солепромышленников с благородным дворянством. Даже гости никогда не претендовали на отчество. Андрей Семенович стал первым «именитым человеком» в семье Строгановых. За ним это звание распространилось на всех членов торгового дома.

Именитые люди старались устроить свою жизнь сообразно своему новому положению. Они воздвигли себе подлинные чертоги в родовом гнезде — Соли Вычегодской. Сюда же свезли они старые архивы со всех своих дворов и торговых контор.

Строгановы не забыли о том, что их предки помогли казакам взять Сибирь. Теперь они решили использовать предания старины, чтобы прославить свой род. Заслышав о том, что в Сибири местный архиепископ велел составить «Повесть о сибирском взятии», Строгановы постарались заполучить ее копию. На службе «именитых людей» было немало грамотеев, бойко владевших пером. Они продолжили работу над летописью.

В Соли Вычегодской люди Строгановых не имели возможности беседовать с ермаковцами. Поэтому они старательнее, чем Есипов, следовали тексту ранней Тобольской летописи. Например, они дословно списали из сибирской летописи заголовок. Этот заголовок выглядел весьма внушительно: «О взятии Сибирския земли како благочестивому государю царю и великому князю Ивану Васильевичу всеа Русии подарова Бог Сибирское государство обладати… и како просвети Бог Сибирскую землю святым крещением и утверди в ней святительский престол архиепископию». Приведенный заголовок был вполне уместен в тобольском, но никак не в строгановском сочинении. В этом заголовке не упоминалось ни имя Ермака, ни имя его покровителей Строгановых.