Александр Хинштейн - Ельцин. Кремль. История болезни

Об этой версии, впрочем, никогда больше он не вспоминал. И правильно делал. Потому что уничтожить узел спецсвязи – чисто технически – попросту нереально. Эту многотонную махину можно только демонтировать и вывезти, чем никто, понятно, не заморачивался.

Да и как в таком случае Горбачев мог звонить в Москву: тому же Вольскому или, например, первому зампредсовмина СССР Щербакову (Щербаков говорил об этом сам)?

Идем дальше. Рядом с Горбачевым оставались верные телохранители: двадцать здоровяков. Табельного оружия, кстати, ни у кого из них не отобрали: напротив, они еще и взяли в руки автоматы. Но генсек реальным страстям предпочел отчего-то страсти киношные .

«Если бы Михаил Сергеевич хотел изменить свое положение! – пишет начальник его личной охраны Владимир Медведев. – Ребята были у меня под рукой. В моем подчинении были резервный самолет “Ту-134” и вертолет. Технически – пара пустяков: взять их (путчистов. – Авт .) и в наручниках привезти в Москву. В столице бы заявились, и там еще можно было накрыть кого угодно. Было еще только 18-е…»

«У охраны были контакты с пограничниками, моряками, которые охраняли безопасность президентского отдыха, – подтверждает вице-президент Янаев. – И те несколько раз предлагали вывезти Горбачева куда угодно и связать его с кем угодно».

Странно? Еще как!

Но Горбачев на это отвечает: «Заговорщики как раз этого и добивались. Чтобы можно было открыть стрельбу и пристрелить меня».

Нет, он точно пересмотрел лишку боевиков. Да если б хотели его пристрелить, кокнули б как миленького безо всяких поводов, а потом инсценировали все, что угодно: и попытку к бегству, и сопротивление.

Но в том-то и штука, что никто убивать его не собирался. Ни один из членов ГКЧП подобной ответственности на себя никогда бы не взял. Все последующие события покажут, сколь трусливы и нерешительны были эти люди.

А вот еще один горбачевский пассаж. «Неужели я, президент СССР, мог полезть через забор? Чтобы повиснуть штанами на ограде?»

Не знаю, как там принято у президентов, но если бы лично от меня зависела судьба многомиллионной страны, я бы полез через забор, не раздумывая. Или хотя бы отправил на волю кого-то из надежных охранников – донести миру всю правду. (Лети на станицу, родимой расскажешь, как сына вели на расстрел.)

Не доверял он охранникам? Хорошо, но оставался еще зять Анатолий: уж он-то вряд ли повис бы штанами на ограде.

Территория объекта «Заря» была столь обширна, что затеряться на ней – труда просто не составляло. А значит, пожелай Горбачев, прорвать изоляцию можно было вполне.

Не прорвал. Получается, ему это было не нужно. Или дражайшая Раиса Максимовна не разрешала.

Зато по ее совету Горбачев записал на любительскую камеру обращение к народам мира. Но положил его… в свой портфель.

(Кассету, впрочем, пришлось потом переписывать заново. Все, что делалось в эти дни, было не слава богу. Сплошной балаган: не понос, так золотуха.

Впопыхах зять Анатолий схватил первую попавшуюся кассету, но оказалось, что это был незабвенный фильм «Девять с половиной недель». Горбачев с траурным выражением лица появлялся на экране аккурат в тот момент, когда мускулистый Микки Рурк сливался в экстазе с обнаженной красоткой Ким Бессинджер.)

Впрочем, они стоили друг друга: президент СССР и его тюремщики . Один, вместо того чтобы спасать отечество, усаживается в кинозале. Другие – тут же принимаются выпивать: то ли с горя, то ли с радости.

Когда ходоки вернулись из Фороса в Кремль, все они уже, как выразился потом на допросе маршал Язов, были «под хмельком»: пить бросились еще в самолете.

А в Кремле – та же картина. Вице-президента Янаева еле-еле сумели вытащить на экстренное заседание с какого-то дачного сабантуя . К тому времени был он уже хорош : вошел в зал прыгающей, хмельной походкой, с трудом уселся в председательское кресло.

«Мы тут сидим, важные дела обсуждаем, а вице-президент где-то гуляет», – укоризненно покачал головой премьер Павлов. Впрочем, тугощекий Павлов находился в состоянии не лучшем. (Той же ночью, от волнения и обилия виски он потеряет сознание прямо в кабинете, с гипертоническим кризом будет спешно эвакуирован на дачу, под надзор врачей, где в постели и переждет все «чрезвычайные» дни.)

Потом многие из участников этой тайной вечери будут говорить, что их не покидало ощущение какого-то дурного водевиля; пьяного застолья.

Никакого четкого плана действий у путчистов не было. Куда двигаться, с чего начинать – они попросту не понимали.

«Целый вечер 18 августа в кабинете… шел какой-то словесный базар, трудно было разобраться, кто и что здесь решает. Не видно было среди присутствующих государственных мужей…», – говорил на следствии зам.министра обороны Владислав Ачалов.

Самым тяжелым делом оказалось уговорить Янаева подписать указ о вступлении в президентскую должность. Без этого формального акта любые ухищрения становились бессмысленными.

Вице-президент долго отнекивался. Он прикуривал одну сигарету от другой, заплетающимся языком уверял, что не готов к такой ответственной миссии, предлагал возглавить ГКЧП более достойным (например Лукьянову). И вообще: «пусть Михаил Сергеевич вернется, тогда и поговорим».

Соратники наперебой объясняли Янаеву, что никакой ответственности ему брать на себя не придется: его дело лишь подписывать указы, а все остальное они обеспечат сами; а как только Горбачев поправится, он тут же приступит к прежней работе. Наконец, Янаев согласился.

Подпись, поставленная им на подсунутом Крючковым указе, отменно характеризует состояние, в котором прибывал вице-президент: прыгающий, нерешительный росчерк, сделанный дрожащей рукой. Но этой хмельной закорючки вполне хватило, чтобы изменить ход мировой истории.

ИСТОРИЧЕСКАЯ ПАРАЛЛЕЛЬ

После смерти Сталина в высших эшелонах власти развернулась борьба за власть. Необычайную активность в этом процессе проявил Н. Хрущев.

В середине июля 1953 г., на одном из заседаний в Кремле, которое вел Маленков, Хрущев выступил с обвинениями в адрес Лаврентия Берии. Он обвинил его в карьеризме, национализме, а также в связях с английской и муссаватистской разведками. Его поддержали Булганин, Молотов и другие члены правительства.

Как только приступили к голосованию, Маленков нажал скрытую кнопку звонка, что явилось сигналом к немедленному аресту Берии. Боясь, что сторонники Берии смогут организовать массовые беспорядки, в Москву были введены Кантемировская и Таманская танковые дивизии, занявшие ключевые позиции в центре города. Полностью была заменена охрана Кремля, арестованы сотрудники Берии. Военной стороной этой акции руководил лично Г. К. Жуков.