Александр Хинштейн - Ельцин. Кремль. История болезни

По такому принципу вчерашний сотрудник НИИ института высоких температур Мурашев стал начальником всей московской милиции, а горный инженер Савостьянов возглавил столичную госбезопасность.

У большинства ельцинских министров за спиной не было ничего, кроме непомерных амбиций и молодецкой удали. Каждый из этих новоявленных руководителей, по определению самого же Гайдара, никогда «ничем, кроме письменного стола не заведовал».

Однако эти ребята почему-то были свято уверены, что умнее и опытнее их никого нет на свете, хотя для того, чтобы управлять огромной страной, недостаточно лишь начитаться умных трактатов и носить очки в роговой оправе.

Если Ельцин был политическим Кашпировским, то Гайдар – экономическим Чумаком.

Эти «мальчики в розовых штанишках», как окрестил их вице-президент Руцкой, не сумели даже составить бюджет на следующий год: впервые в новейшей истории страна входила в будущее без четкого плана расходов и доходов.

И экономические прогнозы чудо-экономисты толком тоже не смогли написать.

Они заверяли, например, что цены в результате реформ вырастут в 3–5 раз, но к концу 1992 года они увеличились на 2600 процентов (и то – в среднем: на некоторые товары и того больше).

Доходы граждан – опять же в среднем – упали на 44 процента. Подавляющая часть общества – бюджетники и пенсионеры – мгновенно оказались за чертой бедности. Все, что копили они по крохам, откладывая на сберкнижку, в секунду стало обесценившейся пылью.

За первый же год гайдаровских реформ из России было вывезено – сырьем, материалами, банковскими переводами – 17 миллиардов долларов. Потери экономики – за три года – составили 3,5 триллиона долларов.

Впервые после войны население страны сократилось на 700 тысяч. В следующем, 1993 году, эта цифра составит уже миллион. До конца ельцинского правления Россия ежегодно будет терять около миллиона человек: целую область, вроде Пензенской. В год дефолта, организованного стараниями новых реформаторов, смертность достигнет рекордной отметки: миллион двести семьдесят тысяч.

ИСТОРИЧЕСКАЯ ПАРАЛЛЕЛЬ

В России уровень смертности, подобный середине 90-х годов ХХ века, наблюдался лишь в 1926 году, после войн, революции, разрухи и голода – около 20%. По странам, где ведется регулярный учет смертности, подобный уровень, 18–20 смертей на 1000 жителей в год, был зафиксирован в Египте и Гватемале в начале 1950-х годов.

Еще со времен своей юности Ельцин привык к обожанию и почитанию. Если бы не партийно-строительная карьера, из него мог получиться отменный актер, ибо цветы и аплодисменты являлись для Ельцина главным мерилом успеха, да и с лицедейскими способностями у него тоже все было в порядке.

Придя к власти на волне всенародной любви, он настолько свыкся со своей популярностью, что любые, даже самые безобидные упреки воспринимал как личное оскорбление.

Владимир Шумейко, ставший в 1992 году вице-премьером, рассказывает, как Ельцин, сидя в кругу соратников, неожиданно поинтересовался:

«– А что, анекдоты про меня рассказывают?

– Ну что вы, Борис Николаевич! Вас в народе любят, кто же про вас будет анекдоты рассказывать, – ответил за всех Бурбулис.

– Рассказывают, рассказывают, – возразил я. – Правда, пока еще рассказывают хорошие – это когда вы положительный герой.

– А ну-ка, расскажите хоть один…»

Шумейко рассказал два. Оба – сугубо приятственные. Ельцину анекдоты понравились.

«Уже тогда было заметно, как Б. Н. любит лесть», – подытоживает Шумейко.

(К слову говоря, заметно это было намного раньше, да и собиранием анекдотов про себя Борис Николаевич увлекался еще с конца 80-х. Моему другу Андрею Караулову он, например, в 1988 году поведал следующий анекдот:

«На пленум ЦК приходит мужик. Достает пулемет. “Кто тут Ельцин?” – спрашивает. “Вон он, вон…” – кричит Лигачев. “А ну, Борис Николаевич, пригнись-ка”… и: тра-та-та…»)

1992 год принес Борису Николаевичу первые неприятные потрясения. Шоковая терапия вызвала в обществе вполне понятные эмоции. Те, кто еще вчера боготворили Ельцина, сегодня стали его ненавидеть.

И двух месяцев после Нового года не прошло, а в центре Москвы состоялся уже шумный антиельцинский митинг, вышло на который аж сто тысяч человек. В мае по всей стране начался сбор подписей за отставку президента. Летом толпы оппозиции окружили кольцом телецентр «Останкино»: разгонять их было некому. Новый, демократический начальник столичной милиции Аркадий Мурашев укатил в тот момент на Филиппины: участвовать в каком-то неотложном шахматном мероприятии.

Конечно, Ельцин понимал, что начатые им реформы вряд ли вызовут у людей особый восторг. Но столь жесткой реакции он тоже не ожидал, наивно полагая, что народ по-прежнему боготворит и обожает своего президента.

Однако сухие цифры социологии говорили совсем о другом. Если летом 1991 года за Ельцина проголосовало 57 с лишним процентов россиян, то уже через год, по опросам общественного мнения, ему продолжало доверять лишь 24 процента респондентов.

Проблемы катились по стране точно снежный ком. К лету 1992 года в результате непомерного взвинчивания цен возник кризис неплатежей. Даже прибыльные обычно нефтегазовые предприятия не могли теперь покрывать убытков. Намертво встала «оборонка»: она не получала теперь госзаказов – и не получит еще очень долго; за все десять ельцинских лет российская армия не купила ни одной новой единицы военной техники – самолетов, кораблей, ракет.

Резко выросла преступность. Уличные разборки, перестрелки, вооруженные налеты – все, о чем граждане знали раньше исключительно из передачи «Международная панорама» – стали обыденной, повседневной реальностью. Улицы крупных городов заполонили проститутки.

Еще недавно на московских фасадах и заборах повсеместно красовались граффити: «Ельцин – да!». Теперь, к этому призыву, те же самые художники добавляли по две новых буквы: «Ельцин – ИУда!».

Обещанного экономического чуда не получалось. Более того, Ельцин не спешил выполнять и другие свои предвыборные обязательства. Его знаменитая борьба с привилегиями обернулась невиданным ростом привилегий для новой знати.

Еще вчера такие скромные и аскетичные демократы-ратоборцы походили теперь на дистрофиков, дорвавшихся к праздничному столу. Дачи, квартиры, машины… На смену ненавистному 4-му управлению Минздрава пришел Медцентр президента. Управделами ЦК КПСС и хозу Совмина – трансформировалось в Управление делами президента со 100-тысячным штатом обслуги.

Серый кардинал демократии, бывший доцент марксизма-ленинизма Бурбулис разъезжал теперь исключительно на хромированном ЗИЛе с милицейским кортежем. Для его проезда, равно как и других новоявленных вождей, ГАИ перекрывала дороги.