Станислав Куняев - Сергей Есенин

Из письма К. С. Есенина очевидно, что следствие велось явно недобросовестно (как тут не вспомнить «следствие» по делу о самоубийстве С. Есенина!) и что с целью «закрыть» это неудобное «дело» и положить конец слухам (поскольку инсценировано было не самоубийство, а разбойное нападение) арестовали уголовников, не имевших, судя по всему, никакого отношения к этому убийству.

К. С. Есенин пишет, что «ограбления не было». Очевидно, не было, так как в доме отсутствовали ценные вещи, а других не взяли. Но о чем Константин Сергеевич не упомянул ни в этом письме, ни в своих воспоминаниях об отце и своем домашнем архиве, так это о том, не пропали ли какие-либо бумаги после убийства Зинаиды Райх.

Известно, что она писала воспоминания о Сергее Есенине. В архиве Мейерхольда был обнаружен небольшой листок бумаги, исписанный ее почерком с обеих сторон. Наброски мемуаров с упоминанием имени Есенина в связи с поездкой на Соловки, встречей «четырех» (Есенина, Дункан, Мейерхольда и Райх) перед отлетом Сергея в Америку. Упоминание о последней встрече летом 1925 года.

Все ли это, что успела написать Райх? Или, помимо данного наброска, все же были написаны гораздо более пространные воспоминания, пропавшие после ее гибели? У нас пока нет ответа на этот вопрос.

И еще одно. В 1926 году Иванов-Разумник отправил Зинаиде Райх письмо с указанием, что им написано «листов 5–6» воспоминаний о Есенине, «конечно, не для печати», и с сообщением, что в свой следующий приезд в Москву он привезет эти воспоминания ей. Оказались ли эти воспоминания в руках Зинаиды Райх с тем, чтобы после ее гибели исчезнуть? Или они остались у Иванова-Разумника и погибли с большей частью его архива в Царском Селе? Ответа на этот вопрос мы также не имеем.

Газеты ни на секунду не прекращали истерику о «самоубийстве» поэта. Дознание, так, по существу, и не начавшись, было прекращено в последних числах декабря. Следователь, бегло ознакомившись с материалами «дела», поставил точку 20 января 1926 года – а за эти 20 дней тощее «дело» не пополнилось ни одной бумажкой.

Даже выражение «нечеловеческой скорби и ужаса», которое увидел на лице мертвого Есенина Павел Медведев, не заставило задуматься ни друзей, ни милицию о том, что же в действительности произошло поздно вечером 27 декабря в ленинградской гостинице «Англетер». Впрочем, те немногие, кто заподозрил неладное, боялись об этом говорить.

И только самый близкий человек, родная мать поэта, сердцем чувствовала, что сын ушел из жизни не по своей воле. Анна Берзинь уже в конце 1950-х годов, вспоминая о похоронах Есенина, писала: «Утром предполагалась гражданская панихида, но я знала, что мать Сергея отпевает его заочно у ранней обедни, и она хотела непременно предать его земле, то есть по христианскому обряду осыпать, рассыпая землю крестообразно. Она хотела в Дом печати привести священника с причетом, чтобы тут же совершить обряд отпевания, и пришлось долго ее уговаривать, что гражданские похороны с религиозным обрядом несовместимы.

Отговорить ее от того, чтобы она отпевала Сергея заочно, я не смогла и не особенно уговаривала. Это было ее дело…»

Самоубийц, как известно, не отпевают…

Что знала Татьяна Федоровна о гибели своего сына, о чем догадывалась и как сумела убедить в верности своей догадки священника, мы никогда уже не узнаем. При жизни она не проронила об этом ни слова.

Расходы по похоронам Есенина были приняты на государственный счет. Было решено перевезти тело в Москву для захоронения на Ваганьковском кладбище – рядом с могилами Неверова и Ширяевца. На Доме печати висел транспарант: «Тело великого русского национального поэта Есенина покоится здесь».

От Дома печати траурная процессия прошла к Дому Герцена, где, взобравшись на решетку ограды, произнес поминальную речь тихим срывающимся голосом Владимир Кириллов:

– Товарищи! Сегодня наша литературная семья переживает большое горе. От нас ушел навсегда один из прекраснейших поэтов, один из тех, кто после Кольцова и Пушкина наиболее талантливо, чутко и вдумчиво сумел почувствовать и передать нам настроение деревни, передать поэзию ее полей и лесов. Трагическая смерть поэта должна заставить нас глубоко задуматься над нашей литературной жизнью. Дадимте же, товарищи, над этой свежей могилой обещание сделать все, чтобы изменить некоторые отрицательные стороны этой жизни и общими силами создать ту дружескую, товарищескую атмосферу, которая сделает невозможной такие смерти, как смерть Есенина. Прощай и спи спокойно, дорогой Сергей!

Трудно сказать, что чувствовал Кириллов, произнося все это. Несомненно, он был потрясен и опечален, также несомненно и то, что говорил он вполне искренно. Однако: «некоторые отрицательные стороны…», «общими силами создать дружескую атмосферу…». Не мог же он не знать, какова в действительности эта атмосфера, не мог же не видеть, что невозможно ничего в ней изменить.

Не пройдет и года, как покончит с собой при весьма загадочных обстоятельствах на скамейке Тверского бульвара Андрей Соболь – один из членов президиума комиссии по организации похорон Есенина. Не пройдет и трех лет, как заполыхает очередная свара между писательскими организациями, свара, которая завершится в конце концов большой кровью. Сначала выбросят из литературы «крестьянских поэтов» – Клюева, Клычкова, Карпова… Потом «победители» начнут сводить счеты между собой – это «сведение» завершится ликвидацией РАППа, самые живучие представители которого вновь окажутся у рычагов власти свежеиспеченного Союза советских писателей. А еще через пять лет в кровавой мясорубке 1937–1938 годов под аплодисменты большинства уцелевших сотоварищей исчезнут многие участники литературных битв с двадцатилетним стажем начиная с 1917 года. Возмездие за «хлестнувшую за предел, нас отравившую свободу» будет страшным, и никто здесь уже не станет определять степень твоей правоты или виновности в чем-либо. Поставят к стенке и Владимира Кириллова, по пьяной лавочке бросившего несколько антисталинских фраз после получения свежих известий о начавшемся судебном процессе 1937 года…

А есенинские похороны были грандиозными. Так еще не хоронили ни одного русского поэта. Чья была идея? Кто распорядился? Победители или еще цеплявшиеся за остатки власти побежденные? Кто именно из них? Может, когда-нибудь мы получим ответ и на этот вопрос.

К Дому печати прибыл военный оркестр, организованный известным оппозиционером, соратником Фрунзе М. Лашевичем. Тело еще не было предано земле, а уже устраивалось театральное представление возле гроба с участием маленькой Танечки, читающей стихи погибшего отца и «Мороз и солнце…» Пушкина (Мейерхольд постарался!). Гроб трижды обнесли вокруг памятника Пушкину.