Юрий Тола-Талюк - Опыт присутствия

Но что бы ни происходило между политиками, чиновниками и учеными, не следует забывать, что на трибунах театра сидим мы – простые люди.

К нам обращены призывы отвергнуть или признать действия участников спектакля. Способность сделать квалифицированный выбор должен сделать каждый человек, только тогда выбор станет разумным.

Для нынешней России подобные вопросы стоят особенно остро. Мы в очередной раз продемонстрировали миру свое умение "разрушать до основании". "Буржуазная революция" как Мамаева орда пронеслась по просторам Отечества и ее хозяйственному механизму. Более всего пострадало при этом человеческое сознание. Не высокие идеалы легли в основу радикальных реформ – их горючим и движущей силой стала первобытная жадность.

Разумеется, пока обществом управляют инстинкты – ему не до размышлений, а с таким социальным алгоритмом нет шансов удержаться в двадцать первом веке. Наш шанс – обрести разум и доброе сердце.

Доброта – не призыв к бедности, достаточно понять, что не бывает удовлетворенной жадности. Напиваясь, алкоголик не думает о последствиях, но наступление последствий уничтожает саму способность к размышлению. Такое может случиться с целыми народами.

Государству, похоже, безразличны судьбы его подданных, Члены политического Олимпа словно скроены из особых атомов, каждый из которых генерирует безграничную жажду самоутверждения. Не заметно, чтобы где-то там сохранилось место сочувствию и состраданию к ближнему. Поэтому всем нам необходимо учиться принимать свои маленькие, но ответственные решения.

Перечисленные проблемы подспудно просматриваются в фантастическом романе "Демоны поиска". Будущее общество, показанное здесь, не научилось справляться со своими гражданскими обязанностями и все более попадает под полицейский контроль. Учеными тоже владеют химеры жадности. Мировое сообщество создает орган контролирующий их деятельность. В романе таким органом является МАКНАД -

Международное Агентство Научных Достижений. Но роман – не социологическое исследование, он следует законам жанра, тем более что этот жанр – остросюжетный фантастический детектив. Но автора, как и современников, конечно, больше интересует настоящее, и содержание романа является настоящим, правда, загримированным под будущее".

Я сделал все, что мог в тот момент, и повис в ожидании. Ожидание было не пассивным, продолжалась работа над трилогией. На стрелковом стенде хорошо писалось и думалось, а дома имелось достаточно времени, чтобы отпечатывать написанное и продуманное на машинке.

Вскоре была готова первая часть трилогии – "Шантаж". Опять мне не повезло с издательством – "Деком" приказал долго жить. Я отнес рукопись в недавно созданный меценатом Седовым литературно-художественный журнал "Нижний Новгород". Барсуков, бывший в то время редактором, принял рукопись, и как мне передали, высоко отозвался о ней и уже готовил к публикации, но был заменен другим редактором, который не мог решать такие вопросы самостоятельно. Последний отдал роман на согласование с хозяином журнала – Седовым. Седов как раз принадлежал к категории лиц, о которых писалось в романе. Видимо ему это не понравилось. "Шантаж" вернулся на исходное место. Я заканчивал вторую часть – "Агасфер".

Когда я писал "Шантаж", улучшилась техническая база моего творчества – купил компьютер с принтером. Мои попытки пристроить роман как бы утратили остроту – я мог самоиздаваться, печатая книгу в домашних условиях. По крайней мере, друзья и родственники имели возможность прочитать то, что я написал.

В 1997 году подоспело и еще одно событие, имеющее важное значение в жизни каждого человека – наступил пенсионный возраст, рубеж, где начинаются новые формальные отношения человека с государством. Год, когда мы узнаем, как ничтожно отечество оценило наши усилия по созданию его крепости и процветания. Вообще-то хронологическая цифра 7 имела в истории России фатальное значение, – что-нибудь да произойдет, -!7 год – революция, 27 год – начало коллективизации,

37 год – массовые репрессии, кстати и я родился, 47 год – борьба с космополитизмом, 57 год – Хрущевские репрессии, кстати, и меня посадили. Последующие два десятилетия проскользнули без потрясений.

87 год поколебал страну пиком "перестройки", а 1997 – потряс дефолтом, этот, кстати, был и годом моего выхода на пенсию.

На работе такие даты тоже замечают, поэтому я не мог миновать общепринятой традиции и не отметить выход на пенсию. Справляли юбилей и дома и на работе. На работе – стрелковый стенд был к нашим услугам. Впрочем, его постоянно использовали для каких-нибудь увеселительных мероприятий – то гуляло непосредственное начальство, то городские власти, то "оттягивался" заводской цех, обмывая надуманное событие. Теперь это было мое 60-тилетие. Особенно радовался стрелковый пес Кузька. Жизнь его была сытой, но праздник есть праздник – здесь, если не считать спиртного, Кузька имел больше чем любой участник мероприятия. Он до сих пор виляет хвостом на памятной фотографии юбилейного застолья.

Особого "приварка" к моему скудному окладу я не получил, – тогда срезали ставку работающим пенсионерам. Но вздохнул с облегчением – все же теперь у меня имелось официальное право на независимость, пусть даже нищенскую.

Обозревая признанный биологически активным период времени, я думаю о событиях, не получивших отражения в наших с Йориком воспоминаниях. Главное из них, конечно, Чеченская война. Война, в которой государственные чиновники свою бездарность и невиданную безнравственность превратили в национальный позор. Существует официальная хроника и официальное изложение событий, но у каждого гражданина России появлялось личное впечатление, личная хроника, слагаемая на основании свидетельств очевидцев, из сообщения наших отцов, детей и знакомых, прошедших через чеченское пекло, размышления и анализа информации, которая всегда проскальзывает между строчек официальных сообщений. Открывается своя правда. Такая правда тем убедительнее, что она и есть психологическая субстанция хватающая за душу, владеющая сознанием и формирующая мироощущение; это то, с чем мы идем по жизни. Книги закрываются, закрываются страницы истории, но остается национальное сознание, психология, в которой отложилась память современников и очевидцев и никто уже не узнает, почему народ потерял достоинство, почему перестал верить в свое Отечество, почему чувствует себя ущемленным. События уйдут, но останутся их посевы.

Много было позорного в боевых действиях – и штурм Грозного, c положенными там без счета головами и танками, и Буденновск, поверженный Шамилем Басаевым. Кизляр и Первомайский, где бывший комсомольский вожак Салман Радуев посмеялся над всеми видами правительственных войск. Взятие Грозного Асланом Масхадовым окончательно расплющило репутацию федерального силового бомонда во главе с Ельциным. Апофеозом позора и унижения стал Хасавьюрт. Не выдержали нервы, и Ельцин делегировал свою бездарность и беспомощность боевому генералу Лебедю. Но это всего лишь военная сторона постыдного чеченского конфликта. Социальная, историческая и нравственная, нанесли более непоправимый ущерб национальному сознанию. Государственные начальники не видят и не понимают, как они по атому сокрушают национальное здоровье, разрушают веру в человека и возможность дружественного сосуществования. Бесчеловечность не становится гуманной оттого, что она обращена на представителей другой национальности. Свидетелями хищнической наживы на смерти и крови стали не только журналисты, жестоко преследовавшиеся в Чечне, но и вся Россия, смотревшая как торгуют жизнью и оружием министры и генералы, и все приближенные к ним с целью наживы. Невозможно изгладить из памяти свидетельства очевидцев-солдат, получавших устаревшее оружие с того же самого склада, откуда воюющие с нами чеченцы уезжали на джипах и БТРах, с новейшими системами вооружений. "Бандиты" платили наличными. И как-то бледно перед всем этим выглядит тот факт, что еще до начала войны Гайдар и Грачев передали советские арсеналы генералу Дудаеву.