Павел Зырянов - Адмирал Колчак, верховный правитель России

Но возникли и трудности. Из Уфы, от Совета управляющих ведомствами, который упорно отказывался самораспуститься, на имя Вологодского пришла телеграмма с требованием «освободить арестованных членов правительства, объявить врагами родины и заключить под стражу виновников переворота, объявить населению и армии о восстановлении прав Всероссийского временного правительства». В противном случае авторы телеграммы угрожали объявить Вологодского «врагом народа», довести об этом до сведения союзников и мобилизовать силы для свержения «реакционной диктатуры». [1000]

Зашевелились и члены Учредительного собрания, съехавшиеся в Екатеринбург. 19 ноября все они (человек 60–70) устроили экстренное заседание в гостинице «Пале-Рояль» (в маленьком уездном городке в ходу были парижские названия). После бурных дебатов съезд членов Учредительного собрания постановил «образовать из своей среды комитет… уполномочить его принимать все необходимые меры для ликвидации заговора, наказания виновных и восстановления законного порядка и власти на всей территории, освобождённой от большевиков». «Всем гражданам, – говорилось в резолюции, – вменяется в обязанность подчиняться распоряжениям комитета и его уполномоченных». В состав комитета вошли почти одни эсеры: В. М. Чернов, В. К. Вольский, Н. В. Фомин и др. Одновременно была принята и другая резолюция, не столь многословная, но деловая: «…тотчас же захватить типографию одной из буржуазно-реакционных газет» и отпечатать там воззвание против Колчака. [1001]

Воззвание было напечатано, попало в войска, и вскоре в «Пале-Рояль» явились солдаты одного из сибирских полков, чтобы бить учредиловцев. Полному разгрому гостиницы помешал Гайда. Он разместил в ней роту чехословацких солдат, а учредиловцам посоветовал в 24 часа покинуть Екатеринбург. Члены Учредительного собрания выехали в Челябинск, к генералам Сыровому и Дитерихсу. [1002]

И тот и другой тёплых дружеских чувств к Колчаку не питали. (Дитерихс, впрочем, не жаловал и Директорию.) К тому же они должны были учитывать позицию своего политического руководства – Отделения Чехословацкого Национального совета в России. Главные его деятели во главе с Б. Павлу в это время отправились во Владивосток встречать военного министра Чехословацкой республики генерала М. Р. Штефанека, который должен был совершить инспекционную поездку в Чехословацкий корпус. В отсутствие их другие члены Отделения, гораздо более левые, приняли официальное заявление, в коем осудили переворот 18 ноября и выразили надежду, что «правительственный кризис, созданный арестом членов Временного правительства, будет разрешён законным путём». [1003]

Ввиду всего этого Сыровой и Дитерихс долгое время не признавали Колчака верховным правителем и главнокомандующим. Причём Дитерихс выражался даже более резко и определённо. [1004]Сразу после переворота чехи намечали провести военную демонстрацию против Омска, [1005]но быстро одумались, увидев, что союзники этому не сочувствуют.

Англичане, в своё время негласно осведомлённые о заговоре, поддержали Колчака с самого начала. Полковник Уорд сообщил ему, что расквартированный в Омске английский батальон находится в его распоряжении. Полковник Фассини Комосси, командир итальянского батальона, прибывшего в Красноярск, приветствовал Колчака как верховного правителя. [1006]Позиция других союзников, в том числе американцев, французов и японцев, была сдержанно-выжидательной. [1007]

24 ноября в «Правительственном вестнике» была опубликована декларация, подписанная Колчаком и членами правительства. В ней торжественно провозглашалось: «Считая себя правомочным и законным преемником всех бывших до конца октября 1917 года законных правительств России, правительство, возглавляемое верховным правителем адмиралом Колчаком, принимает к непременному исполнению, по мере восстановления целокупной России, все возложенные на государственную казну денежные обязательства, как то: платёж процентов и погашений по внутренним и внешним государственным займам, платежи по договорам, содержание служащих, пенсии и всякого рода иные платежи, следуемые кому-либо по закону, по договору или по другим законным основаниям». После этого французские представители заметно подобрели, а чехи поубавили свой гонор.

Учредиловцы, высланные Гайдой из Екатеринбурга, в Челябинске ничего не добились. Чехи были заняты какими-то своими делами и почти не обращали на них внимания. Решено было ехать в Уфу, под крылышко Совета управляющих ведомствами бывшего Комуча.

Здесь разрабатывались планы провозгласить Совет управляющих правительством Европейской России, взять под свой контроль золотой запас, вывезенный из Самары, и двинуть на Колчака некоторые части Народной армии, сняв их с фронта. Чешское командование энергично противодействовало этим мерам, уверяя, что с Колчаком оно само разберётся, но как-то всё откладывало это дело. Тем временем учредиловцы и члены Совета управляющих вели пропаганду против Колчака в народе и войсках, задерживали телеграммы из Омска, стараясь прервать его связь с фронтом, Оренбургом и Уральским казачеством, делали попытки выемки финансовых средств из отделений Банка.

3 декабря из Омска был передан приказ Колчака об аресте бывших членов Самарского Комуча и Совета управляющих ведомствами. С этой целью из Челябинска в Уфу был послан 41-й Уральский полк. Сыровой негласно предупредил эсеров, и их лидеры успели скрыться. Военные арестовали и доставили в Омск около 30 деятелей бывшего Комуча. Колчак, просмотрев списки арестованных, сразу увидел, что все они – случайные люди, никто из них не подписывал телеграмму Вологодскому. Верховный правитель вызвал министра юстиции и спросил: «Что делать с этими лицами?» Старынкевич ответил, что надо произвести следствие, возможно, они участвовали в попытке мятежа, а кроме того, в Уфе было напечатано большое количество денег, которые ушли на нужды эсеровской партии – с этим тоже надо разобраться. «Хорошо, – сказал Колчак, – в таком случае возьмите этот вопрос на себя, мне лично эти лица не нужны». [1008]

Главные эсеровские деятели, в том числе Чернов и Вольский, ушли в подполье. На нелегальном совещании было решено сосредоточиться на борьбе с «буржуазной реакцией» и начать переговоры с командованием приближающейся Красной армии. Чернов, правда, предлагал сначала «нащупать почву». Ближайшей целью считалась организация восстания в Уфе перед приходом красных.

Восстание организовать не удалось. Когда большевики взяли Уфу, девять членов эсеровского ЦК вышли из подполья и вступили с ними в переговоры. [1009]Чернов же выехал в Москву, жил там формально на нелегальном положении, но выступал на митингах, призывал к борьбе против Колчака и Деникина, руководил эсеровскими организациями в Сибири. Чекисты, конечно, знали о его местонахождении, но не трогали его. В сентябре 1920 года, когда он решил выехать за границу, ему не стали чинить препятствий – учитывая, очевидно, его заслуги в борьбе с Колчаком и Деникиным. [1010]